Мелкий сентябрьский дождь туманом ложился на воду, почти скрывая ее от глаз, и Ровена различала лишь неясные очертания лесов и полей, проплывавших по обе стороны корабля. «Океания» медленно шла в открытое море. Дождик свободно поливал открытую палубу, а порывистый ветер безжалостно хлестал закутанных в плащи людей, облокотившихся на перила в желании бросить прощальный взгляд на Англию.
Джефф тихо подошел и встал рядом, взяв девушку под руку.
— Два дня — и мы на солнцепеке. Не могу дождаться после нашего-то несостоявшегося лета.
— Да, — улыбнулась Ровена. — Когда пройдем португальский берег и действительно окажемся на юге, будет божественно.
Джефф недоуменно вскинул брови:
— Я думал, это твое первое путешествие по морю, а выходит, ты все знаешь.
— Несколько лет назад я ездила с родителями в Южную Африку и помню, как все изменилось буквально за ночь. Неожиданно мы все оказались под палящим солнцем, и пришлось спешно переодеваться в купальники и летние платья. Даже не верилось, что мы всего в двух днях пути от Англии.
Тут золотисто-карие глаза девушки заволокло слезами, и Джефф понял: конечно же это было путешествие, в котором где-то в Кейптауне или неподалеку умер ее отец. Старый вояка спекулировал на бирже, в чем-то просчитался и потерял все деньги. Ровене с матерью пришлось вернуться в Лондон и все продать, включая и собственный дом недалеко от Виндзорского дворца.
Он сочувственно пожал девушке руку:
— Все будет как в тот раз. Я имею в виду солнце. Три замечательных недели ослепительного средиземноморского солнца, и мы не пропустим ни минуты, правда, мой ангел?
— Да, Джефф, надеюсь.
— А по голосу не скажешь. — Молодой человек взял Ровену за подбородок и повернул ее лицо к себе. — Ты все-таки сомневаешься, да? А я жду стопроцентной уверенности и хочу, чтобы ты принадлежала мне одному. — Он мечтательно прищурил глаза. — Дорогая, ты выглядишь сногсшибательно. Этот шарфик, эти мокрые прядки и капельки на ресницах… Страшно даже представить, в какую сирену ты превратишься в купальнике и коротеньких шортах. А когда загоришь, то и подавно станешь прекраснейшей из прекрасных, этакой шоколадкой из американской рекламы кока-колы, только лучше.
Ровена лишь рассмеялась:
— Джефф, ну и чепуху ты городишь. Но мне приятно тебя слушать.
Джефф высоко поднял белобрысую голову и, притворно важничая, произнес:
— Продолжайте, милочка. Мне тоже очень приятно. И не забудьте, что я к тому же очаровательный и милый.
— Определенно.
— И красивый.
— Лучше всех.
— И умный.
Тут Ровена на минуту задумалась.
— Ну… Пожалуй.
— В целом можно сказать, что я вполне подходящий парень, да? Ценное приобретение для любой девушки.
— Да, так оно и есть, — кивнула Ровена.
— Это все, что я хотел услышать. Позже, в более благоприятное время, я напомню тебе об этом разговоре. — Он запнулся, заметив другую девушку, которая бесшумно подошла и теперь стояла совсем близко.
— Привет, мартышка. А где же родители?
— Чаевничают в гостиной. Большой зал — кажется, так ее здесь называют. Тетя Роза не хочет подниматься на палубу. Слишком влажно. Она послала за тобой меня.
Только теперь Луиза повернула свое худое веснушчатое личико к Ровене и, прищурив темные глазки, буркнула:
— Ты тоже лучше спустись. И так промокла до нитки.
Как и сотни раз раньше, Ровена почувствовала во взгляде и поведении Луизы скрытую враждебность, недостаточно выраженную, чтобы быть очевидной, что, впрочем, не делало ее обоснованной. Почему Луиза ее недолюбливает? Ровена никогда не делала ей ничего плохого. Более того, Луиза ей нравилась и каким-то странным образом вызывала жалость.
— Хорошо, мартышка. Я сейчас, иди.
Джеффу решительно не стоило называть ее мартышкой. Это было слишком… слишком подходящее прозвище. Луиза и впрямь походила на обезьянку. Задумчивые темные глаза, нос пуговкой на болезненно-желтоватом маленьком личике, а под ними чересчур большой, чтобы быть привлекательным, рот. Покатые плечи и живость движений идеально дополняли картину. Естественно, у Джеффа и в мыслях не было обижать малышку. Все дело было в привычке. Он прозвал ее мартышкой давным-давно, когда сэр Чарльз только-только стал ее опекуном и Луиза переехала к ним в дом. И сейчас он, казалось, просто не осознавал, что она уже не двенадцатилетний приемыш, а взрослая девятнадцатилетняя девушка.
Впрочем, сама Луиза не возражала против своего прозвища. Карие глаза, такие темные, что казались почти черными, с любовью и нежностью смотрели на него.
— Джефф, я хочу тебе кое-что показать, — широко улыбнулась она, — поторопись, пожалуйста.
Вместо ответа, молодой человек повернулся к Ровене. Девушка все еще стояла лицом к воде.
— Ровена, ты идешь?
Она отрицательно мотнула головой:
— Сначала я хочу зайти к себе. Иди с Луизой. Я спущусь к вам позже.
Проводив взглядом высокого красавца блондина Джеффа и маленькую, невзрачную, почти страшненькую Луизу, Ровена подумала, что малышка очень похожа на ребеночка из сказки, которого коварные эльфы оставили взамен похищенного. И как они три недели будут делить каюту? Если Луиза не станет приветливей, совместное проживание сделается невозможным.
