Иногда мне казалось, что зима длится уже три года, с того самого дня, как погиб Алексис. Зима в душе и за окнами. Текли серые и однообразные дни. Даже когда светило солнце, я его не замечала.
Зато теперь, после сырого, туманного Ливерпуля, я не могла поверить своим глазам. Всего два часа полета — и передо мной совершенно новый мир. Сколько красок! Лучи яркого солнца горели на крышах, раскаляли шоссе, камни, бетон и, отражаясь, взмывали фонтаном в синеву неба. Ошеломленная, щурясь от непривычного света, я стояла в аэропорту в Афинах, ожидая человека, которого должен был прислать отец Алексиса. Рука Ники сжимала мою руку, груда чемоданов была сложена у наших ног.
Все было ново и странно: гортанные возгласы греков, тонкие, точеные лица, темные, глубоко посаженные глаза. Мимо проносились люди: вероятно, кто-то из них спешил на работу, кто-то кого-то встречал, кто-то бежал по делам. Меня охватило знакомое ощущение. Я чувствовала, что отрезана от внешнего мира, где каждый занят своим делом и у каждого своя жизнь и своя игра.
Ники потянул меня за руку:
— Я хочу пить!
— Ну, что еще? — Я посмотрела на него сверху вниз и увидела бледное, измученное лицо и огромные глаза, в которых отражались люди, толпящиеся вокруг нас.
Я приехала сюда только ради Ники. Сама бы я ни за что не решилась, боясь этой первой встречи с семьей Алексиса. Более того. Я была с самого начала против знакомства с человеком, который поссорился со своим сыном и так и не простил его из-за того, что тот захотел добиться чего-то сам, а не пойти по стопам отца и работать в Судоходной компании Карвеллиса. Мистер Карвеллис не желал иметь ничего общего с Алексисом после того, как тот уехал из Меленуса в Париж, а затем в Лондон.
Никто из членов семьи Карвеллисов не присутствовал на нашей свадьбе. И год спустя только один из них, сводный брат Алексиса Пол, приехал на его похороны. По крайней мере, мне так сказали, когда я вышла из больницы, оправившись от сотрясения мозга.
Я резко обернулась в надежде отогнать от себя воспоминания о черных днях и натолкнулась на высокого бородатого молодого человека, который подошел к нам сзади. Ники испугался.
— Простите, — пробормотала я.
Молодой человек неожиданно улыбнулся:
— Миссис Карвеллис?
— Да.
— Меня зовут Майк Хардинг. Извините, что опоздал. Я спешил приехать, чтобы встретить вас, но меня задержали на стоянке для частных самолетов.
Я протянула ему руку:
— Все в порядке. Мы недолго ждали. Познакомьтесь, это мой сын Никос. Ники, поздоровайся с мистером Хардингом.
Ники вежливо подал руку, как я его научила. Он с интересом рассматривал мужчину с бронзовыми волосами и бородой.
Я не знаю, кого ожидала увидеть. Наверное, смуглого грека, а не одного из тех агентов, работающих на фирме. Не иностранца. Совсем не такого молодого и неофициального: штаны цвета хаки, голубая рубашка — верхняя пуговица расстегнута, потертая соломенная шляпа сдвинута на затылок.
Я осознавала, что мы слишком пристально разглядываем друг друга, и он это тоже почувствовал.
Широко улыбнувшись, он сказал:
— Извините, просто вы совсем не так выглядите, как я себе представлял.
Его теплый и дружелюбный взгляд растопил мою обычную сдержанность.
Я улыбнулась в ответ:
— Вы тоже. Я никак не думала, что нас встретит англичанин. Я была уверена, что в доме у мистера Карвеллиса живут только греки.
— Я из Новой Зеландии, и я не живу в этом доме. Я всего лишь один из служащих Василиса.
— Служащий?
— Мы называем остров «Королевство Василиса». Я работаю на аэродроме, это один из многочисленных проектов мистера Карвеллиса. — Майк нагнулся, чтобы взять чемоданы. — Ну что, пойдем?
Ники опять потянул мою руку и умоляюще посмотрел на меня. Я быстро сказала:
— Мне очень не хочется беспокоить вас из-за такой ерунды, но можно Ники сначала что-нибудь попьет? Мы ели и пили во время полета, но он очень хочет воды. Если у нас есть время… Во сколько отправляется самолет? Мне сообщили, что мы полетим на остров.
— Да, конечно. Но нам незачем спешить. Пилот очень любезный человек. Он полетит тогда, когда вы будете готовы. Я думаю, нам всем стоит чего-нибудь выпить. Здесь есть одно местечко.
Ники и я последовали за широкоплечим мужчиной, который, легко подхватив наши вещи, будто это была пара бумажных свертков, широко зашагал впереди. Несколько минут — и мы сидели в кафе. Перед нами стояли три стакана «Лемонаты», вкусного освежающего напитка из лимонного сока.
— Сколько тебе лет, Ники?
Ники не отрываясь смотрел на него с очень серьезным выражением лица.
— Думаю, что четыре. — Майк повернулся ко мне за подтверждением: — Правда?
— Почти четыре.
Майк бросил на меня быстрый взгляд и отвернулся. Я знала, о чем он подумал. Все то же самое, что говорили мне до этого. Шаблонную фразу: «Вы так молоды для того, чтобы быть вдовой». Мне было двадцать три. В девятнадцать — жена, в двадцать — вдова. В двадцать три по-прежнему вдова, потому что не могла больше никого полюбить так, как любила Алексиса.
— А ты большой, — сказал Майк, чтобы как-то подбодрить Ники, который с таким любопытством изучал его.
Это было неправдой. Ники был совсем невысокий для своего возраста, худенький, даже хрупкий. «Слабенький», — говорила миссис Бейтс. Миссис Бейтс, добрая, искренняя, дородная матрона, сдавала нам квартиру в Селтон-парке. «У вас будет много проблем с его здоровьем», — повторяла она зимой, когда в город приходили морозы и Ники начинал кашлять.
