Как только последний человек покинул дом, Кэролайн, с трудом отбившаяся от предложений добрых людей остаться с ней, пока она не придет в себя после внезапной смерти отца, уселась перед пылающим камином и попыталась согреться.
Последние три дня она жила словно во сне. Что-то говорила, покупала траурную одежду, но все это делала механически, как будто после смерти отца превратилась в совершенно другого человека. Эта другая Кэролайн разыскивала бумаги отца, вела переговоры с его адвокатом и несколькими близкими друзьями, благодарила соседей за поддержку, уверяла их, что с ней все в порядке, что она хорошо спит и ей ничего не нужно, в то время как истинная Кэролайн скрывалась за этой маской, плакала, страдала, ничего не ела и ничего не хотела, потеряв единственного любимого человека.
Теперь, сидя перед камином, она думала об отце, о том, каким он был веселым, прирожденным оптимистом, никогда ни на что не жаловался. Если возникала какая-нибудь трудность, весело заявлял: «Ложись спать, милая, и завтра все разрешится само собой».
Естественно, долги торговцам никуда не делись, но Кэролайн никогда не говорила о них. Она экономила на всем, пока не выплатила все долги, только чтобы не расстраивать своего веселого, беспечного отца. Неудивительно, что ее платья износились от постоянных стирок и штопок и она уже давно отказывала себе в таких приятных мелочах, как духи, косметика. Однако Кэролайн не жаловалась, она обожала отца.
Ее мать умерла, когда ей было всего несколько месяцев от роду, и хотя Чарльз Линдсей любил дочь до безумия, он скоро пришел к выводу, что присутствие рядом женщины сделает его жизнь более сносной. Поэтому через полгода после смерти супруги женился во второй раз.
Ни он, ни Милдред не притворялись, что сильно влюблены, просто они нуждались друг в друге. Ей надо было дать имя своей двухлетней дочери Доринде. В обмен она предложила Чарльзу и его малютке дочери женскую заботу. Оказалось, что Милдред хорошо готовит и умело ведет хозяйство. В доме всегда было безупречно чисто, а девочки хорошо и опрятно одеты. Удочерив Доринду и дав ей свое имя, Чарльз водрузил на палец Милдред золотое кольцо, что было для нее символом статуса.
Они были довольно счастливой семьей. Девочки дружили и, как близкие люди, делились друг с другом радостями и печалями. Единство нарушалось, только если в семье возникала какая-нибудь серьезная проблема, потому что Кэролайн тут же вставала на сторону отца, а Доринда — матери. Чарльз и Милдред воспринимали это как нечто вполне естественное и не пытались заставить девочек вести себя иначе. Так продолжалось до самой смерти Милдред три года назад, после которой Доринда осталась совершенно одна. Чарльз и Кэролайн тоже были опечалены, но находили утешение друг в друге, а Доринде не к кому было обратиться за помощью и сочувствием.
Поэтому Чарльз даже не очень удивился, когда спустя три месяца после смерти матери Доринда вдруг спокойно заявила:
— Я решила уехать в Лондон.
Кэролайн с изумлением уставилась на нее:
— В Лондон? Но что ты будешь там делать?
— Вы же знаете, что бабушка оставила мне небольшое наследство. Мама завещала его мне в прошлом году, когда, — ее голос дрогнул, — рассказала, что отец удочерил меня и воспитал, как свою родную дочь. Я решила поступить в школу моделей в Лондоне. Они гарантируют мне работу после окончания обучения, а поскольку эта работа всегда мне нравилась, я уверена, что у меня все получится. Я уже заплатила за обучение, и меня там ждут через два дня.
Кэролайн тщетно умоляла Доринду изменить решение. Два дня спустя она уехала в Лондон, пообещав написать, как только устроится на новом месте. Ее счастливое, взволнованное лицо, когда она махала рукой из окна отходящего от станции поезда, было последним, что Кэролайн с отцом видели.
Внезапный треск дров в камине заставил Кэролайн очнуться от воспоминаний. И в ту же минуту раздался звонок в дверь. Кто это может быть? Сначала Кэролайн с недоумением уставилась на высокую, элегантную девушку, стоящую на пороге, но потом с криком радости бросилась к ней:
— Доринда! Милая, я знала, что ты приедешь! Я так молилась, чтобы ты приехала, и это произошло.
Доринда с улыбкой позволила Кэролайн втащить себя в гостиную. Быстро оглядевшись вокруг, она увидела те же самые потертые кресла, шкаф, полный посуды с синим узором в китайском стиле, тщательно отполированную старую мебель, дорогие, но теперь совершенно вытертые ковры на неровном полу и почувствовала, что время здесь будто остановилось. Наконец повернулась к сестре. В этот момент свет упал на волосы Кэролайн, отчего они засияли золотисто-медным блеском. Доринда ахнула от изумления:
— Кэролайн, как же ты выросла! Ты стала настоящей красавицей! Если бы Рене тебя увидел, то вмиг бы за тебя схватился.
— Кто такой Рене? — поинтересовалась Кэролайн.
— Я у него работаю. Он фотограф. Ты заставила бы его застыть от восхищения.
Кэролайн недоверчиво рассмеялась, пытаясь представить, как известный фотограф, окруженный роем красавиц, подобных Доринде, застывает от восхищения при виде безвкусно одетой девушки. Она была совершенно лишена тщеславия и понятия не имела, как могла бы выглядеть в свете прожекторов. Между тем ее маленькое лицо с блестящими фиалковыми глазами было увенчано темно-золотыми сияющими волосами, а точеная фигура с красивыми округлыми формами, изящными запястьями и лодыжками навевала мысль о прекрасной розе, ждущей первого поцелуя солнца. Только где, подумала Доринда, найти в этой глуши достойного мужчину, который сумеет превратить это невинное дитя в зрелую женщину?
