Поисковики — народ пёстрый.
Есть Светлые, есть Тёмные. Шеф мой говорит так: кто сам по болотам с лопатой шарахался, кто личность бойца установил, родным отписал и перезахоронил его по-человечески, тот волен кость взять. Предъявить ему по закону можно, но никто предъявлять не будет. И это так же верно, как то, что шеф мой — среди Тёмных темнейший.
Но порой приходит копателям заказ промышленный. Сотни, тысячи костей оплатить готовы! Кто? Неведомо. И фамилии погибших их не волнуют, а могилы — тем более не их забота.
Для кого из копателей это и впрямь тайна. Но мы-то — некромаги на государевой службе. Многое повидали, многих упокоили. Нам разгадка известна: частная военная компания вписалась.
Как мы их не любим, кто бы знал.
…Гляжу я на Серёгу, а тот вытянулся и дрожит как струна. Глаза побледнели. Он ведь клирик. Может, кому из Светлых по жизни легко приходится, но только не клирикам. Как бы поточнее? Для них всё и всегда — по-настоящему. Что для меня кости неупокоенные, пусть и кости героя, для Серёги — святые мощи.
— Военные компании? — спрашивает клирик. — Всегда? А террористы?
— А террористам, Серёга, наши солдатики из болот подо Ржевом не нужны. Своих шахидов как собак.
— Разве шахиды — герои?
— Для террористов — герои… Да оно и к лучшему. Ты вот о чём подумай: где нашего бойца настоящая кость героя оберегает, террориста — только самовнушение.
Серёга подумал и кивает.
— Да, — говорит, — Коля, это очень удачно вышло.
Вздохнули мы одновременно и под ноги себе уставились. Кому-кому, а нам сейчас об удачах говорить не приходится. Не о террористах речь, но влипли мы знатно.
А сидим мы с Серёгой на лавочке у подъезда. Бабки мимо шныряют. Словечек не отпускают пока, но косятся с удивлением. Наконец одна бабка не утерпела.
— Совсем, — говорит, — обнаглели наркоманы!
Серёга заморгал и бровки домиком делает, а я на бабку глянул попристальней и отвечаю веско:
— Вы, бабушка, оговорились. Не «наркоман», а «некромаг». Коля я, Ирины-Константинны из триста второй квартиры родной правнук.
Бабку как метлой смело. Я её как раз вспомнил: бывшая медсестра из районной поликлиники, на пенсии. Из Светлых, исцеляющая наложением рук. Небось ещё пионеркой была, как прабабушка моя на праздники в орденах выходила.
А с чего история началась — курам на смех.
Полугода не прошло, как залил Серёга прабабушке свежий ремонт. Я пришёл, оценил, зубами на него лязгнул. Прабабушка моя, конечно, орденоносная ведьма, снайпер и ветеран, но ведь ей уже сильно за сто лет. Хоть она и твердит, что сама может со всем справиться, помощь ей всё-таки нужна.
Слово за слово, дело за дело, и понеслось. Сперва оказалось, что Серёга кошачьему приюту помогает, потом — что на приют наведена злая порча. Прабабушка кошек любит, отправилась их спасать и меня припрягла. Я-то сам — Тёмный, по профессии — некромаг, в рукопашную с упырём не в первый раз схватился. Но всё-таки без предупреждения, без оружия и без подготовки нарываться на такую дрянь — Светлому не пожелаю.
Ладно. Бабушка — дама не бедная. Пенсия у неё ветеранская с доплатами за ранения и награды, льгот целый список, к тому же она до сих пор подрабатывает — порчей, гаданиями, чарами сложными и тонкими, которые не столько силы, сколько ума и опыта требуют… Я знал, что она помогает приюту деньгами, но искренне надеялся, что на этом всё.
И вот — здрасте-пожалуйста! Пришёл я бабушку навестить. Предупредил заранее, как водится. Открываю дверь своим ключом и из прихожей слышу:
— Взял меня товарищ майор за руку и в лес повёл… А ему трудненько по лесу ходить было! Над ним же птицы петь начинали. Цветы к нему раскрывались, звери из нор выходили.
— Да, — отвечает знакомый голос, — это, наверно, на фронте нехорошо. Демаскирует.
— Разок только обернулось удачей, — говорит бабушка, — в сорок втором… Или сорок третьем? Зима была. Вышли, Серёженька, к нашим позициям медведи-шатуны. Артподготовкой их разбудило. Товарищ майор… он тогда и майором ещё не был. Переговорил он с ними и отправил в разведку боем. Они в пургу, в нулевую видимость целый взвод немцев задрали, под снегом сложили и обратно по берлогам ушли. Об этом потом в газете была заметка. Военкор к нам в часть приезжал.
Я столбом как стал, так и стою.
Мрак и жмуры!
Не в том дело, что знаю я этого «Серёженьку». Бабушка наверняка слышала, как ключ в замке проворачивался. Да и сам Серёженька меня почуял, у него свой дар. Идти мне к ним на кухню или не идти? Встревать в беседу или не встревать? Кажется, вопрос копейки не стоит, но поверьте — только кажется. Неспроста этот приютский Серёженька у бабушки на кухне сидит и рассказы её о войне слушает. Не к добру оно.
Ох не к добру…
Поразмыслил я и на чутьё положился. Стою тихонечко, не мешаю. Окажусь нужен — позовут.
— Идём мы с товарищем майором по лесу. И показывает он мне следы на земле. Следы волчьи, а величиной — как медвежьи. «Это, — говорит, — Ириша, оберст. Он чёрным волком перекидывается. Увидишь его — не стреляй. Его пули не берут. Только позицию свою зря обнаружишь». А я, Серёженька, снайпером была. Никто крепче меня пули не заговаривал. И знал об этом майор, оттого и предупредил… «Такие, — говорит, — как он, по штабам сидят, на передовую не лезут. Но этот из другого теста. Сам в разведку ходит, фрицев своих бережёт. Надо нам, Иришенька, с ним справиться».
![Где-то под Смоленском [сетевая публикация]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
