Непонятно.
И Серёга руками разводит.
…«Иван Петрович Знаменский, 1910–1949». Даже не написано, что майор, о наградах ни слова. На портрете погоны угадываются. Но портрет маленький, от погон одни уголки видны, и звания не различить.
Портрет на памятнике хорошо сохранился. Лицо у Ивана Петровича не офицерское. Не военное лицо. Но время тогда такое было, что и самые мирные люди портянки наматывали… Честно сказать, Серёга на майора очень похож, а Серёга штатский, что дальше некуда. Только у Серёги брови домиком, а у Ивана Петровича — вразлёт. «Хорошо хоть так! — думаю. — А то бы пришлось ещё и с мистическим совпадением разбираться». Совпадения эти — самая мутная и шизофреническая тема. Внятных спецов по ней почти нет.
— Серёга, — говорю, — что скажешь?
Клирик голову повесил.
— Я могу только подтвердить слова Ирины Константиновны. Он был Светлый очень большой силы. Но не волшебник и не целитель. Не тот, кому часто доводится применять силу. Тот, в ком она просто есть. Скорей всего, вправду клирик.
— Понял, — отвечаю. — Теперь отойди и не фони мне. Посмотрю по-своему.
Серёга на меня в ужасе косится.
— Неужели откапывать будете?
— Ты чего! Нет, конечно.
Выдохнул Серёга и отошёл подальше, за два ряда могил. Я закрыл глаза, причуялся. Сгодится. Вижу его как фонарь в сторонке, терпимо. Работать не мешает.
Переступил я оградку и ладонь к рыхлой земле приложил. Светлый был, конечно, покойник, но любые покойники — это уже моя сфера…
И тут я ахнул.
Было у меня две гипотезы и обе накрылись.
Кто не знает, поначалу награды после смерти героя полагалось возвращать государству. Оставшуюся в них силу планировали вливать в великие амулеты, обереги всесоюзного значения. Но — не вышло. Трудно оказалось примирить награды между собой, ведь получали их самые разные люди. А сила великих амулетов таяла слишком быстро. Тогда разрешили оставлять награды семьям. Но это привело к массе злоупотреблений, несчастных случаев и просто скверных казусов. Чужая награда — сложный в обращении артефакт. Наконец приняли решение оставлять награды в могилах. Воры, конечно, охотились за ними, но на то и вор, чтобы сторожа не дремали. А сами награды на груди законных владельцев дремали мирно…
Не успел я различить, что это были за награды. Искра ударила в ладонь, я руку отдёрнул.
Ясно, что потревожили их недавно — ордена ли, медали. Проснулись они, и точно рассерженные псы озираются теперь, высматривают неприятеля.
— Простите! — шепчу я, — простите, ребята. Я не со злом.
Их потревожили — но не украли!
Конец первой гипотезе.
По второй моей гипотезе целью были не награды, а кости Ивана Петровича. Из таких костей даже кустарь, немного умеющий, сильную вещь изготовит, а настоящий мастер сделает вещь уникальную.
Но ведь и кости остались на месте! Почти. Почти все…
Я зубы сцепил, снова руку тяну. Отзовись, отзовись, смерть-матушка, ответь колдуну… Тихо спи, покойник, в земле. И вы, диски серебряные, успокойтесь, и ты, золотая звезда… Свой я, хоть и от иной силы. Не враг, не зевака прохожий — союзник. Подруги дорогой правнук, сестры по оружию…
И тут хватает меня за плечо Серёженька, чтоб ему икалось!
— Коля! — задыхается, — Коля, что с вами? Вы в порядке?
Только живого клирика на загривке мне сейчас не хватало! Не сдержался я, послал его так, что аж отшвырнул, и летел он, пока не затормозил о соседний памятник. Думать же надо, что делаешь, когда ты на кладбище рядом с некромагом! и кто ты вообще в этих обстоятельствах…
Разозлился я сильно.
Поднимаюсь на ноги, шатаясь. Небо с облаками в глазах пляшет. Серёженька в стороне извинения лепечет. Я дышу кое-как, пытаюсь собраться с мыслями. На третье прикосновение меня сегодня не хватит. Как я за руль-то сейчас сяду? Был бы я один, доверился бы машине, но она от близости Светлого теряется, трюки выученные забывает.
Проблем от Серёженьки!..
Ладно. Главное я узнал.
Одну кость забрали из могилы, единственную. Ребро. Из тех, что на сердце.
Дальше я на соседскую лавочку сел, откашлялся и отплевался. Серёженька всё-таки головой подумал, сбегал к воротам кладбища и бутылку воды мне купил в ларьке. Вода специальной марки, на этикетке — нейтральная печать. Всякие люди тут похоронены, всякие их навещают. По сортам делить замучаешься.
Серёженька передо мной присел, в глаза снизу заглядывает, ровно пёс.
— Простите, пожалуйста, Коля. Я опять забылся, не сориентировался. Бывает это со мной. Вы, если что, не стесняйтесь, гоните меня подальше.
Я волей-неволей рассмеялся.
— Ладно.
— Что вы увидели там? Что-то выяснили?
Я воду допил, урну глазами ищу. Серёга бутылку забрал, сбегал выкинул. Вернулся.
— Награды на месте, — говорю я ему, — похоже, что все. Даже золотая звезда.
Клирик рот разинул.
— Неужели Звезда Героя?
— Орден Славы первой степени. Выходит, майор войну рядовым начал…
— Как же иначе? — говорит клирик. — Мы в мирное время военными не бываем.
«Мы», — думаю. Усмехаюсь. Хотя… что тут смешного? В каком-то смысле Серёженька с Иваном Петровичем родственники, пусть не по крови.
— А если бы воры за костями охотились, — объясняю, — то забрали бы весь скелет, всё, что смогли. Такие кости много дороже золота стоят. Но взяли только одну кость, мелкую.