Если по уму рассудить, то самый бесполезный и бестолковый дар — это духовидчество. Хуже того: дар вредный. Бывают дары опасные, бывают — те, что обрекают на опасную работу. Не позавидуешь экзорцистам: мало кто из них своей смертью умирает. Ясновидящим порой такое откроется, что не знаешь, куда бежать, где прятаться. Что уж тут — и нашего брата, боевого некромага, часто хоронят с военным оркестром… Но все мы что-то полезное сделать можем, уж если не себе, так людям.
А духовидцы?
Ну увидит он тень графини какой-нибудь двухсотлетней, жалобы её выслушает, посочувствует, а дальше? Упокоить её духовидец не может. Встретит он русалку больную, у которой реку в бетон забрали, выслушает, пожалеет, а дальше? Реку-то не вернуть. Полтергейста распознает, полюбуется на него, но даже если и поймёт, откуда тот взялся, изгнать его духовидец не в силах.
Спиваются они часто, духовидцы.
А если и не сопьются, плохо живут.
…Эта вот духовидица точно жила плохо. Зато недолго. Я в затылке поскрёб, фотографии на телефоне ещё полистал. Заглянул в старые снимки, на столе рассыпанные — частью полароидные, частью совсем древние, советские… Паспорт покойницы напоследок повертел в руках.
— Скажешь что-нибудь? — спрашивает Витька.
Витька Слободский, как и я, Тёмный колдун. В школе за одной партой сидели. Не раз спина к спине бились против сволоты всякой. Твёрдый человек Витька, верный. Я после девятого класса по магической части пошёл, с уклоном в некромантию, а Витька — тот поступил в школу милиции.
Что хотите думайте, но лучшие опера и следаки получаются из Тёмных.
— Сначала ты мне скажи, — говорю.
Витька головой покачал.
— Муж, — говорит. — Вампир. Судим. Сидел. Два года на «сухой» зоне. УДО. Вернулся, две недели гулял, через две недели — труп жены.
— За что сидел?
— Причинение тяжкого по неосторожности. При донорском кормлении увлёкся. Донор в коме два месяца, выжил.
— Инициировали?
— Нет. Только инвалидность. Вторая группа.
Я посидел, помолчал. Ещё на фотографии глянул. Гадатель из меня никакой, склонностей к ясновидению не отмечено, но готов на деньги спорить, что жена мужу незарегистрированным донором была. Она и в юности на бледную поганку смахивала, но на поздних фотографиях уже будто не человек — тень человека.
— Передачки она ему посылала? На свиданки ездила?
— Как по часам. Но режима не нарушали. Зона «сухая».
«Сухая» — значит, людоедская. Контингент по большей части вампиры и оборотни, но заправляют в «сухих» обычно колдуны — «чёрные трансплантологи» или просто любители жертв порезать. Такие, как этот вампир — без образования, без профессии, голь перекатная — на них пашут и голов не поднимают.
— Витька, — спрашиваю, — а что ты от меня хочешь услышать? Я в вашей работе не разбираюсь. Кажется, что всё ясно. Пил мужик на радостях две недели, а потом жену выпил. Может, не со зла, а спьяну или сдуру. Разницы-то?..
Витька молча кивает и планшет свой мне протягивает. На планшете фото трупа. Не из морга — прямо из квартиры.
Мрак и жмуры!
— Это не он, — говорю.
— Не он.
— Её же ели.
— Ели.
— Витька, чего тебе надо?
— Он сознался.
— Чего?!
— Явился с повинной. Весь в соплях. Ревел как маленький. Сдался. У них трое детей было. Дети пропали.
Я закашлялся. Будто подавился, не знаю, чем.
— Но это же не он, — говорю через силу.
Витька на меня смотрит — и я как в зеркало смотрю. Знакомо мне отражение. Угрюмое, злое, с мерзкой усмешечкой лицо Тёмного, который решил вписаться за справедливость.
— Дело закрыто, — говорит Витька. — Вампира за решётку, детей в розыск и в детдом, если найдут. И всё. А тот, кто её сожрал, — по улицам ходит.
— Витька… Витька! Даже самый тупой Светлый знает, что вампиры пьют, а не едят!
У Слободского желваки на скулах заиграли. Перегибается он ко мне через стол.
— Знает, — шипит мне опер-колдун. — И любой Светлый считает, что такой, как этот Гоша, по улицам ходить не должен. Желательно, не должен жить. Будь он хоть триста раз невиновен, он вампир, он — опасен, он рано или поздно кого-то убьёт. Понимаешь?
Я понимаю.
— Тенишев, — говорит мне Витька ещё тише, — Тенишев, я ведь узнавал. Знаешь, что мне сказали? Что апелляции не будет. Что это дело могут только отправить на доследование, если найдут загрызенных детей. Тогда отцу пожизненное или вышка. И никто, с-суки, никто не сомневается, что это он!.. А что вампиры не едят — это их не волнует, потому что есть чистосердечное. Признание — царица доказательств, слыхал?
— Судья — Светлая?
Витька глаза закрывает. Откидывается на спинку кресла.
Над головой у него часы казённые, простые, чёрно-белые. Показывают половину десятого.
— Отца их вряд ли удастся вытащить, — не открывая глаз, говорит Витька. Лицо его страшное, чёрно-белое, как те часы. — Но того, кто это сделал, я найду. Надо будет, сам его… закажу. Есть у меня… контакты.
— Погоди, Витька.
Но он меня не слышит. Видно, давно речь готовил и сейчас всю её выговорить должен. Я понимаю. Сижу, жду.
— Дело закрыто, — говорит Витька, — и я не могу официально вызывать некромага. А улик толком нет. Вся надежда — на допрос жертвы. Поэтому я позвонил тебе. Верю, ты поймёшь. Этот… его надо обезвредить.
![И снова о спасении котиков [сетевая публикация]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
