И снова о спасении котиков [сетевая публикация] - [2]

— Надо, — соглашаюсь. — Что судмед сказал?

— Причина смерти — кровопотеря.

Жмуры и мрак! Ясное дело, Светлая судья заключение дальше и читать не стала.

— А что там с грудной клеткой?

Витька глаза открыл.

— Массивные повреждения, — отвечает без выражения, как по писаному. В потолок смотрит. — Сердце отсутствует. Следы человеческих зубов типичны для изменённых форм человекоядных разновидностей… Проще говоря, Колян, там следы клыкастой челюсти, а они, ты же знаешь, при неполном превращении все одинаковые. В принципе, размер может различаться, но тогда и рост будет различаться сантиметров на тридцать… тупик.

— Сердце, говоришь, отсутствует?

Витька вздыхает. Похоже, не впервые его спрашивают об этом.

— Знаю, о чём ты подумал. Нет, с такими повреждениями на трансплантацию не годится даже с магической поддержкой… Да у этой Вали несчастной ни один орган не годится! Колька, она много лет вампира кормила. Детей от него родила. Передачки ему на зону собирала…

— Так-так. Детям сколько лет было? Как звали? Дары какие? И они двойняшки или тройняшки? Я по фоткам не понял.

Витька у меня свой планшет забрал, стал листать на нём что-то.

— Тройняшки, — говорит. — Через два месяца двенадцать исполнялось.

Я сижу, щетину на подбородке скребу.

— Дары… — бормочет Витька и всё быстрее листает, — дары… а, мрак!

— Двенадцати нет, — напоминаю я, — значит, финального тестирования ещё не было. По первому они, конечно, Тёмные. А по промежуточному?

— А ты почему спрашиваешь?

— Ты ищи, — поторапливаю, — ищи.

Слободский ищет. Пальцы его замирают наконец над планшетом. Он хмурится.

— По промежуточному, — говорит, — все трое — полновесные колдуны.

Сидим, молчим.

— Значит, они не его дети? — предполагаю я без уверенности.

Витька головой качает.

— А это не факт.

Тут он прав. Не факт. Выяснять, какие дары могли и не могли получить дети от такого брака, — так родословную нужно поколения на четыре смотреть. И то: даже в Англии, где родословные на пятьсот лет отслеживают, нет-нет да и мелькнут — то кровь лорда в служанкином потомстве, то кровь кучера в потомстве леди… А в России после всех войн и революций и отслеживать-то нечего, нет архивов. Кто знает? Может, году в девятьсот первом барин из Светлых оборотницу-горничную в углу прижал. А может, в сорок третьем гнал фашистов полковник-колдун, да заночевал в освобождённой деревне, у берегини-доярки…

Ладно, неважно.

Сердце человеческое не только для трансплантации годится. Много есть обрядов… хоть и уголовщина всё это. Но если кто-то из матёрых зэков, воров в законе заказал сердце…

— Где она? В морге? Или похоронили уже?

Вздыхает Витька тяжело, потирает пальцами веки.

— Похоронили. Сейчас, сейчас, кладбище и участок найду… Я тебя прошу, Колян. По старой дружбе.

— Понимаю. Завтра ночью выехать сможешь?

— Смогу.

Когда мне Серёга на мобильник позвонил, я даже не удивился. Решил, что ему прабабушка номер дала.

Ошибся.

Номер мой, как потом оказалось, Маша-ясновидящая для него высмотрела. Не та ясновидящая Маша, которая снайпер и жена Бори-техномага, а та, которая в кошачьем приюте волонтёрит. Тьфу ты! Сколько я знаю тёток-ясновидящих — все почему-то Марьи.

Я как раз машину на сигнализацию поставил. Ключи от дома по карманам ищу. Зазвонил телефон, я беру, не глядя.

— Здравствуйте, — слышу, — Коля. Вы меня извините, пожалуйста, я понимаю, что для вас это всё глупости. Но вы, пожалуйста, выслушайте. Нам снова ваша помощь нужна.

— Угу.

Кто с диспозицией не знаком, объясняю. Сам я — некромаг, служу в военизированных частях. Специальность моя — упокоение мертвяков немирных, но и ещё кой-чего могу. Серёга — Светлый, из клириков, светлей только ангелы. И не повстречаться бы нам никогда, если бы не прабабушка моя, орденоносная ведьма. Кошек прабабушка любит. Своих не держит, но кошачьему приюту помогает. Через этот приют мы с Серёгой и познакомились.

Выглядит Серёга, прямо скажем, как полудурок. Недостиранный, недостриженный, недокормленный, облезлый весь. Глаза голубые. Вид одухотворённый. Большую часть времени он себя и ведёт соответственно. Но уже доводилось мне наблюдать, что такое клирик, загнанный в угол. И поверьте, не хотел бы я быть ему врагом.

Поэтому стою, мобильник к уху прижав.

…Трепался Серёга долго и много, изложу вкратце.

В приют девы Ульяны, языками зверей и птиц говорящей, подкинули коробку котят. Дело самое обыкновенное. Удивились только девы, что котята уже подрощенные, зрячие. Чаще-то новорождённых выбрасывают. Обсудили это девы и решили, что горе-хозяева котят терпели, пока те сидели в коробке. А как начали они из коробки вылезать да учинять разрушения, так терпение и закончилось.

Матери-кошке, похоже, жилось несладко. Ушного клеща котятам лечили, глистов гоняли, капли в глаза капали — точно подвальная мурка их родила, а не домашняя. Нелли-берегиня думала даже, что котята и вправду подвальные. Но подвальных котят, которые глаза открыли и на своих ногах бегают, не подкидывают уже в приюты — либо себе берут, либо так оставляют.

И тут ясновидящая заявляет: да не котята это вообще!

Кто её слышал, все присели.

О чём там девы ругались, Серёга подробно описывал, а я и запоминать не стал. Короче, поссорились Маша с Ульяной. Маша говорит — это дети человеческие, оборотни, чем-то вполусмерть напуганы, надо их убедить обратно перекинуться. Ульяна отвечает — это я тут говорю языками зверей и птиц! Не мели чепухи, оборотни котьего языка не разумеют.