И снова о спасении котиков [сетевая публикация] - [3]

Стою я, значит, слушаю весь этот бред. Помаленьку дождик накрапывает.

— Так, — говорю наконец. — Серёга! Кончай говорильню! На кой хрен ты мне это втираешь?!

— Коля, помогите, пожалуйста!

Тут уже у меня глаза на лоб полезли.

— Чего?!

В мобильнике шуршит что-то. Угадываю: это клирик мой, значит, дух переводит и сглатывает, прежде чем меня удивить.

— Коля, — говорит он, — вы понимаете, они совершенно точно не звери. Я это чувствую. Я сам пытался с ними поговорить. Но они не хотят обратно в людей. Им людьми было очень плохо и страшно. А в приюте хорошо. Оборотни — они же все Тёмные, когда люди. Вот я и подумал, что если вы с ними поговорите…

— А бабушку мою чего не позвал?

— Я звал!

Ого! Это уже интересно.

— И что?

— Так она кошек любит, — виновато объясняет Серёга. — А людей — не очень. Они и не стали при ней перекидываться. А вы страшный бываете, Коля, вы извините, только, пожалуйста… Я подумал, может, вы поможете? Маша сказала, есть смысл попробовать их напугать. То есть не всерьёз, конечно, чуть-чуть! Маша говорит, их заклинило в звериной форме, потому что в приюте слишком хорошо, но мы ведь не можем сделать так, чтобы не было хорошо! А их не надо силой выгонять из формы, надо просто, как бы это сказать, помочь расклиниться… и они тогда сами, или мы с ними хотя бы поговорить сумеем… Мы пытались ещё что-то придумать, но пока не смогли, извините…

Меня уже смех разбирать начал.

— Ладно, — говорю. — Сейчас приду к вам. Только поужинаю сначала, не обессудь. У вас там аура ваша Светлая подчистую всё выжигает. Только такого праздника мне на голодный желудок не хватало.

— Да, — лепечет Серёга, — да, я понимаю, спасибо вам большое, Коля, мы вас ждать будем…

Хохотнул я и звонок закончил.

День, честно скажу, выдался тяжёлый. Сейчас бы поесть да придавить подушку. Но мне завтра в это время на кладбище ехать, духовидицу несчастную, зверски убитую, поднимать и допрашивать. Дело для меня хоть и привычное, но печальное. Выберусь, решил я, посмотрю на кошек и Серёженьку, хоть посмеюсь.

Подъезжаю я к дому, нахожу знакомый подъезд. Приют тот на первом этаже, окна во двор, а занавески старые и котами изодранные. Всю квартиру насквозь видно. Так что вижу я, как Серёга со Светлыми девами на кухне чай пьёт. Коты да кошки по ним ходят.

Аура и вправду бьёт наповал. Она и прежде светила мощно, а теперь, похоже, ещё сильней стала. У меня машина запаниковала. Минут пять её успокаивал. Благо, меня-то теперь приютские как друга распознают, а когда я сюда в первый раз вошёл, так чуть не сполз по стеночке. Помнится, бабушке меня чинить пришлось.

В дверь я позвонить не успел, выскочил Серёженька мне навстречу. Сияет, как самовар начищенный.

— Коля! Вы пришли! Я так рад вас видеть.

Ну да, ну да, я тоже рад. Улыбаюсь, киваю. Хватает меня Серёженька за рукав и в комнату тянет.

В комнате коробка с котятами.

Смотрю я на них. «Да, — думаю, — сильно же их пригрело где-то, что они даже здесь из коробки своей не вылезают». Следом за мною и девы в комнату насыпались, глядят на меня как коршунихи, спину взглядами сверлят. Тут наконец Серёженька люстру зажёг.

Присел я на корточки, разглядываю котят.

Напугать, значит, надо? Ну, за этим не заржавеет. Только завелась у меня другая идейка. Сейчас проверю.

Эх, красавцы!

Чудо, что за котята! Все трое — черныши, шкурки — точно угольные, глазищи — фонарики. У одного котёнка на лбу белое пятнышко, у другого — на передней лапе белый носочек. И только третий котёнок чёрен от носа до самых пяток. Сидят трое, хвостами лапы обогнув, смотрят на меня. У двоих глаза зелёные, а у чёрного котёнка — разноцветные, один зелёный, второй оранжевый.

Кажется, всё ясно.

Сижу, смеюсь. Эх, правильно я сделал, что в приют поехал! Будут у меня новости, которые многих порадуют… и не только живых.

Ну, что ж…

— У, — говорю, — мощные скоты!.. Ведьмины котищи! Проглоты мохнопузые! Наглые морды! Задницы ушастые!

Коты на меня с подозрением смотрят. Девы тоже.

А главный из троих, похоже, тот, который чёрный и разноглазый… Беру я его, значит, и от всей души в мордасы целую. И налево, и направо, и в самый нос тоже. Котёнок шипит, лапами размахивает, да только дядю некромага не так просто достать. Встаю я, выпрямляюсь, котёнка держу на вытянутых руках и, значит, ещё раз поцеловать примериваюсь.

Тут-то он и оборотился.

На руках у меня уже не невесомый котёнок, а кто-то существенно потяжелее. И этот кто-то мне пытается ногой под дых попасть. И даже достаёт — не так чтобы сильно, но всё-таки.

— Зря ты это, дядя! — рычит, разными очами сверкая. — Очень зря! — отплёвывается, и рукавом драным морду вытирает отчаянно.

Не морду уже — лицо.

Братья его тем временем по примеру коновода тоже в человеческий образ вернулись. Сидят на полу, в развалившейся коробке, и пялятся на меня как на врага.

Девы разволновались, защебетали, Серёга смеётся, я смеюсь и парня на ноги ставлю.

— Вот, — говорю, — и пугать не пришлось.

…А мальчишки, между прочим, одетые. Шмотьё на них грязное, рваное, сами они замурзанные… да не в том дело. У оборотней с одеждой отношения сложные. Настоящие оборотни перекидываются легко, с младенчества, но только голыми. Превращать одежду в шкуру и шерсть они учатся долго и тяжело, и не всем удаётся научиться. Это превращение — уже не инстинкты врождённые, а элементы настоящей сложной магии.