Зуза, или Время воздержания - [8]
И была бы у них с братом одна пара башмаков на двоих, одна рубашка, один костюм… а так обуви — на лето, на зиму, на весну — сколько душе угодно. Как и рубашек, и безукоризненно сшитых модных костюмов. К материальным благам тесть был довольно равнодушен, однако одобрял основы системы, позволяющей производить вещи, какие раньше и присниться не могли. Пускай малыми сериями, которых едва хватает для местного начальства. Известно ведь: это изменится… Со временем диапазон благ невообразимо расширился: огромная квартира, отпуск в закрытых пансионатах, служебный автомобиль с шофером, подобострастные подданные. «Вы абсолютно правы, пан директор». Вот этот самый пан директор дважды нас и застукал. Знакома вам такая ситуация? Знакома, с кем не случалось. Неземной накал страстей, а в дверь характерный звонок. Характерный, стало быть, худший из возможных. Один раз Нулла открыть могла, второй раз — нет. В первый раз, натягивая штаны, я сиганул в комнатку для прислуги, во второй открыл дверь и срывающимся голосом сообщил — всячески подкрепляя слова жестами, — что Нулла переодевается, а я из деликатности жду в прихожей. Казалось бы, ясней некуда: один раз — расхристанная и взбудораженная дочка, другой — расхристанный и взбудораженный будущий зять; ей-богу, даже самым искушенным марксистам не составило бы труда догадаться. Тестю (будущему тестю), однако, категорически не хотелось ставить нас в неловкое положение. Он делал вид, что все в порядке, хотя — не сомневаюсь — слышал, как в комнатушке за стеной стучит мое ошалевшее сердце.
Повторяю: разойдись их дорожки после выпускных экзаменов, были бы шансы и на выстраивание неплохих отношений, и на пристойный финал. Но, увы, оба зачем-то подались на полонистику. Я упивался Нуллой, хотя, теоретически, уже мог бы сказать себе: «хватит, насытился». Однако этого не случилось — я вел себя, как наивный сопляк, которому секс застит весь свет. А Нулла поступала хитрее. Возможно, и безотчетно, но хитро. Хотелось бы знать, существует ли до сих пор понятие «женская хитрость» и означает ли то же самое, что означало? Так вот, Нулла кое-что делать отказывалась, но давала понять, что, конечно же, сделает, когда придет время. Речь шла о вещах гораздо более тонких, чем оральный секс. И тем не менее: жди, пока рак свистнет. Самая жалкая часть души (но не тела) приготовилась ждать. Два года до окончания школы, пять лет в университете; потом он уже не ждал — просто оставался с ней. Лет двадцать с гаком, а если точнее — почти тридцать.
Я не изменял ей ни в лицее, ни в университете, то есть до свадьбы хранил верность. Измена? Боже, какое архаичное понятие! Мы поженились на четвертом курсе. Тесть закатил банкет в недоступных простым смертным залах Общества польско-советской дружбы. За огромными окнами, будто вымершая, зияла пустотой Рыночная площадь.
Менее тривиальной я сделал ее жизнь два года спустя; долго ждать не пришлось — она отплатила мне той же монетой. Знаете, как обычно бывает: труднее всего первый шаг. Дальше идет как по маслу. Не могу удержаться, чтобы не описать в подробностях (вечным пером «Монблан», копия модели 1912 года) то свое, первое, приключение. Разумеется, я не собираюсь ничего анализировать, тем более с юношеской наивностью искать зловещие знаки.
Мать обрушила на меня потоки невыносимого оптимизма. Что бы я ни сказал, все встречает бурными восклицаниями. Ур-р-ра! Прекрасно! Самое время! Вроде бы правильно: добро побеждает зло и т. д. Но с той истории началась кривая дорожка, которая привела меня в холодные объятия Зузы.
Третья персона подобна увеличительному стеклу…
Жаркой августовской ночью в конце семидесятых годов прошлого столетия я вышел из вагона на пустой станции Белосток-Центральная и, с мраком в душе, подошел к расписанию посмотреть, когда ближайший обратный поезд в Краков. Возможно, именно тогда во мне зародилось стойкое отвращение к путешествиям, хотя к данному конкретному случаю это не относится: путешествию предстояло завершиться важным эротическим приключением. О чем-то подобном я тогда только и мечтал. Перевалил за середину очередной год томительной молодости; дальше все пошло лучше некуда. Моя первая жена Нулла была необычайно привлекательна; я ей не изменял, но измена не есть функция красоты. Нотабене: сейчас супружеская измена — тьфу, ерунда, но когда-то могла потрясти основы брака. Как сказал бы про тех, кому изменяют, юный Томас Манн: «С этого момента он будет вести не такую тривиальную жизнь, как раньше»[12].
Мне нравились другие женщины, но красота не есть функция верности. Когда-то на чужую собственность посягали герои-одиночки, отчаянные смельчаки; сегодня имя им — легион.
Тут и голову не надо ломать: сексуальной левизны не существовало — не было ее ни в жизни, ни в искусстве, ни в литературе. За исключением разве что старых католических пособий типа «Как засвидетельствовать недействительность брака и осуществить его расторжение». Только там вероломство, то есть прелюбодеяние одного из супругов, трактуется серьезно. Больше такого нигде не найдешь, теперь это сущий пустяк. Переспать с женой приятеля — не измена. Ни с чьей стороны. Когда-то — да. Когда-то это свидетельствовало о потере человеческого облика. Сегодня — нет. Попадался ли вам, например, современный роман, посвященный проблеме промискуитета? Не попадался, потому что их не существует. Неужели нынешним авторам такое не по плечу? По плечу. Но как описывать то, что еще беспринципнее, чем бумагомарание? Или признано извращением? Теперь вот на это плюнули и забыли — хвалиться тут нечем, но и горевать не стоит. Широта проблемы обернулась почти полной потерей ее значимости. Измена, некогда ломавшая человеку жизнь, превращавшая его в собственную тень, толкавшая к самоубийству, сейчас стала всего лишь мелким грешком.
Ежи Пильх (p. 1952) — один из самых популярных современных польских писателей автор книг «Список блудниц» (Spis cudzołoznic, 1993), «Монолог из норы» (Monolog z lisiej jamy, 1996), «Тысяча спокойных городов» (Tysiąc spokojnych miast,1997), «Безвозвратно утраченная леворукость» (Bezpowrotnie utracona leworęczność, 1998), а также нескольких сборников фельетонов и эссе. За роман «Песни пьющих» (Pod mocnym aniołem, 2000) Ежи Пильх удостоен самой престижной польской литературной премии «Ника».«Песни пьющих» — печальная и смешная, достоверно-реалистическая и одновременно гротескно-абсурдная исповедь горького пьяницы писателя Ежи П.
Ежи Пильх является в Польше безусловным лидером издательских продаж в категории немассовой литературы. Его истинное амплуа — фельетонист, хотя пишет он и прекрасную прозу. Жанры под пером Пильха переплетаются, так что бывает довольно трудно отличить фельетон от прозы и прозу от фельетона.«Безвозвратно утраченная леворукость» — сборник рассказов-фельетонов. По мнению многих критиков, именно эта книга является лучшей и наиболее репрезентативной для его творчества. Автор вызывает неподдельный восторг у поклонников, поскольку ему удается совмещать ироничную злободневность газетного эссе с филологическим изяществом литературной игры с читателем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Жан-Пьер Камю (Jean-Pierre Camus, 1584–1652) принадлежит к наиболее плодовитым авторам своего века. Его творчество представлено более чем 250 сочинениями, среди которых несколько томов проповедей, религиозные трактаты, 36 романов и 21 том новелл общим числом 950. Уроженец Парижа, в 24 года ставший епископом Белле, пламенный проповедник, основатель трех монастырей, неутомимый деятель Контрреформации, депутат Генеральных Штатов от духовенства (1614), в конце жизни он удалился в приют для неисцелимых больных, где посвятил себя молитвам и помощи страждущим.
Говоря о Стивенсе, непременно вспоминают его многолетнюю службу в страховом бизнесе, притом на солидных должностях: начальника отдела рекламаций, а затем вице-президента Хартфордской страховой компании. Дескать, вот поэт, всю жизнь носивший маску добропорядочного служащего, скрывавший свой поэтический темперамент за обличьем заурядного буржуа. Вот привычка, ставшая второй натурой; недаром и в его поэзии мы находим целую колоду разнообразных масок, которые «остраняют» лирические признания, отчуждают их от автора.
В конце 18-го века германские земли пришли в упадок, а революционные красные колпаки были наперечет. Саксония исключением не являлась: тамошние «вишневые сады» ветшали вместе с владельцами. «Барский дом вид имел плачевный: облезлый, с отставшей черепицей, в разводах от воды, годами точившейся сквозь расшатанные желоба. Пастбище над чумными могилами иссохло. Поля истощились. Скот стоял по канавам, где сыро, выискивая бедную траву».Экономическая и нравственная затхлость шли рука об руку: «Богобоязненность непременно влечет за собой отсутствие урыльника».В этих бедных декорациях молодые люди играют историю в духе радостных комедий Шекспира: все влюблены друг в дружку, опрокидывают стаканчики, сладко кушают, красноречиво спорят о философии и поэзии, немного обеспокоены скудостью финансов.А главная линия, совсем не комическая, — любовь молодого философа Фрица фон Харденберга и девочки-хохотушки Софи фон Кюн.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.