Зуза, или Время воздержания - [6]

Шрифт
Интервал

Не из-за угрызений совести, а из самодовольства, что ли, я частенько возвращаюсь к этой теме. Что за тема? Бабло. Согласен: никто не любит тратить деньги, в особенности впустую или даже в ущерб себе, от этого, как правило, появляется неприятный осадок, страх перед грядущими болезнями и экзистенциальное похмелье. (Как и обыкновенное, впрочем, — без выпивки редко когда обходится.) Я же никогда никакого страха не испытывал, осадка у меня не оставалось и ни общеэкзистенциального, ни даже обыкновенного похмелья не бывало. Напротив, мне всегда казалось, что за гроши я получаю абсолют — женское тело. Оно — даже слегка потрепанное — меня возбуждало; меня возбуждало, что я плачу его владелице, что еще кто-то ей платит, возбуждало, что она занимается сексом с другими. За деньги, разумеется, — если бы задарма, то есть самозабвенно, я бы вскорости с горя отдал концы. Нет, пожалуй, не с горя, а от безразличия и скуки. Мне не нужна женщина верная и преданная, а нужна неверная и распутная. И ведь везло: ни одна из тех, что были по-настоящему нужны, не была мне верна. Но моя-то она тоже была… Хуже не придумаешь, состояние тягостное и противоестественное, однако лишь это оживляло и осветляло темную и густую старческую кровь. Иное дело, что не такой уж я любитель половых изысков, никогда не увлекался этими кошмарными секс-игрушками, избегал поз, опровергающих закон всемирного тяготения, и прочих — уж простите — забав.

8

Мне все время казалось, что она со мной. Я старался, чтобы мои женщины были со мной в прямом смысле. То есть постоянно, круглые сутки, без перерывов. Совместные прогулки, обеды и чтение газет. Общая физиология, одни и те же болезни, одинаковый запах тела, одинаковый ритм дыхания.

Теперь такие союзы не в чести. Нельзя садиться другому на голову — это полный отстой; даже в любовном амоке извольте считаться с потребностями партнера; при самом горячем взаимном чувстве непозволительно ограничивать свободу любимого человека, и т. д. и т. п.

А по-моему, либо мы пара, либо не пара. Если пара, то не только на голову друг дружке садимся, но и на шею, на грудь… куда ни попадя; влезаем в печенку, легкие, почки, сердце, в кишки, мозги, селезенку — хоть обделайся, хоть задохнись… Теряем все: своеобразие, индивидуальность, а главное, свободу. О деликатности, взаимоуважении и прочих глупостях можно забыть, всему замена — взаимопожирание. Если любишь по-настоящему, то тебя в принципе нет. Твое тело, сплавленное с остатками ее тела после чудом пережитого пекла, — чье оно? Твоя душа, слившаяся с ее душой, теряет собственные границы. Нужен не только двухместный стульчак, но и двухместный гроб. У настоящей любви высоченный градус накала и от нее попахивает разложением. Настоящая любовь — безумие… представьте себе пару безумцев, пытающихся сохранить независимость! Ни безумия, ни любви, ни независимости. «Везде, всегда с тобою буду вместе»[10] — девиз тех, кто по старинке верит в упоительное помешательство, потерю разума и помрачение сознания. Или любовь, или свобода. Мои бывшие эти стихи знают; Зуза ознакомилась лишь с предисловием к сборнику, да и то не полностью. Я засыпал в кресле и просыпался, по привычке не сомневаясь: она со мной. Из кухни доносятся какие-то звуки — неудивительно, ведь со мной здесь кто-то живет. Кто? Сам не знаю, на каком жизненном этапе я проснулся.

9

Старые раввины говорят: первая жена — это жена, остальные не в счет. Думаю, они правы. Относительно двух моих следующих жен могу сказать, что это было трагическое недоразумение. (Следующие не после Зузы, а после первой; Зуза — моя последняя любовь, первой была Нулла, а затем — два фиаско.) Один раз я поверил, что магия красоты все перешибет, во второй раз поставил на полную противоположность и… просчитался: так называемая интеллектуальная связь, то есть бесконечные разговоры тоже всего не перешибли — не спасали, не помогали, не дополняли, не исцеляли и бог весть чего еще не делали. Вообще-то — вопреки моим намерениям — вторая тоже была хороша собой и все прочее перестало иметь значение. Мы заключили тщательно продуманное соглашение — своего рода торговый договор. За это — то и то-то, а за это — то-то и то; живи и наслаждайся покоем. Я всегда о таких отношениях мечтал. Оказалось, я не разбираюсь в людях. Бог его знает, когда трудно вылезти из постели, а когда в постель трудно лечь.

Зато первый брак я считаю рекордом. Как по качеству, длительности, страстности, так и по всяким иным параметрам. Сейчас почти никто уже так не живет, тогда перед нами была вечность. Начали мы рано — во втором классе лицея, то есть, если не ошибаюсь, в шестьдесят четвертом году, а разводились почти тридцать лет спустя, в середине девяностых. Я-то был готов стартовать еще раньше. На Нуллу положил глаз сразу, в первый же день, когда подростков, толпящихся во дворе лицея, высокопарно поздравляли с восхождением на последнюю ступень школьного образования. Честно говоря, нельзя было не заметить высокую стройную длинноволосую блондинку, окруженную стайкой подружек, выглядевших на добрых пару лет ее моложе (пожалуй, следовало бы сказать: инфантильнее). Нулла уже была женщиной, они — еще нет. Она знала секреты макияжа и умела осветлять волосы настоем ромашки, им такие ухищрения казались греховными. Ей знаком был вкус алкоголя, сигарет и не только, они считали это преступлением. Я б не стал биться об заклад, что она девственница, но поспорил бы с любым, кто утверждал обратное. Она не обратила на меня внимания. Я выглядел еще недорослем, а у нее был парень из выпускного класса — ничего серьезного, но как-никак был. Поняв, что ему вот-вот дадут отставку, он, не жалея сил, вступил в безнадежную борьбу. Нулла легко одержала победу — она его не любила. Меня, впрочем, тоже. Но мой вариант был более приемлем. Тестю я нравился — не только потому, что, как выяснилось, мы болели за одну и ту же футбольную команду; со временем я стал понимать, что сказать «нравился» все равно что ничего не сказать, поэтому (не сильно нарушая собственное правило избегать пафоса) рискну признаться: несмотря на мои многочисленные грехи, тесть никогда не переставал в меня верить. Как-то так складывалось, что из близких людей самым близким всегда оказывался именно он.


Еще от автора Ежи Пильх
Песни пьющих

Ежи Пильх (p. 1952) — один из самых популярных современных польских писателей автор книг «Список блудниц» (Spis cudzołoznic, 1993), «Монолог из норы» (Monolog z lisiej jamy, 1996), «Тысяча спокойных городов» (Tysiąc spokojnych miast,1997), «Безвозвратно утраченная леворукость» (Bezpowrotnie utracona leworęczność, 1998), а также нескольких сборников фельетонов и эссе. За роман «Песни пьющих» (Pod mocnym aniołem, 2000) Ежи Пильх удостоен самой престижной польской литературной премии «Ника».«Песни пьющих» — печальная и смешная, достоверно-реалистическая и одновременно гротескно-абсурдная исповедь горького пьяницы писателя Ежи П.


Безвозвратно утраченная леворукость

Ежи Пильх является в Польше безусловным лидером издательских продаж в категории немассовой литературы. Его истинное амплуа — фельетонист, хотя пишет он и прекрасную прозу. Жанры под пером Пильха переплетаются, так что бывает довольно трудно отличить фельетон от прозы и прозу от фельетона.«Безвозвратно утраченная леворукость» — сборник рассказов-фельетонов. По мнению многих критиков, именно эта книга является лучшей и наиболее репрезентативной для его творчества. Автор вызывает неподдельный восторг у поклонников, поскольку ему удается совмещать ироничную злободневность газетного эссе с филологическим изяществом литературной игры с читателем.


Монолог из норы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Чёрный аист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Новеллы

Жан-Пьер Камю (Jean-Pierre Camus, 1584–1652) принадлежит к наиболее плодовитым авторам своего века. Его творчество представлено более чем 250 сочинениями, среди которых несколько томов проповедей, религиозные трактаты, 36 романов и 21 том новелл общим числом 950. Уроженец Парижа, в 24 года ставший епископом Белле, пламенный проповедник, основатель трех монастырей, неутомимый деятель Контрреформации, депутат Генеральных Штатов от духовенства (1614), в конце жизни он удалился в приют для неисцелимых больных, где посвятил себя молитвам и помощи страждущим.


Не каждый день мир выстраивается в стихотворение

Говоря о Стивенсе, непременно вспоминают его многолетнюю службу в страховом бизнесе, притом на солидных должностях: начальника отдела рекламаций, а затем вице-президента Хартфордской страховой компании. Дескать, вот поэт, всю жизнь носивший маску добропорядочного служащего, скрывавший свой поэтический темперамент за обличьем заурядного буржуа. Вот привычка, ставшая второй натурой; недаром и в его поэзии мы находим целую колоду разнообразных масок, которые «остраняют» лирические признания, отчуждают их от автора.


Голубой цветок

В конце 18-го века германские земли пришли в упадок, а революционные красные колпаки были наперечет. Саксония исключением не являлась: тамошние «вишневые сады» ветшали вместе с владельцами. «Барский дом вид имел плачевный: облезлый, с отставшей черепицей, в разводах от воды, годами точившейся сквозь расшатанные желоба. Пастбище над чумными могилами иссохло. Поля истощились. Скот стоял по канавам, где сыро, выискивая бедную траву».Экономическая и нравственная затхлость шли рука об руку: «Богобоязненность непременно влечет за собой отсутствие урыльника».В этих бедных декорациях молодые люди играют историю в духе радостных комедий Шекспира: все влюблены друг в дружку, опрокидывают стаканчики, сладко кушают, красноречиво спорят о философии и поэзии, немного обеспокоены скудостью финансов.А главная линия, совсем не комическая, — любовь молодого философа Фрица фон Харденберга и девочки-хохотушки Софи фон Кюн.


Статьи, эссе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.