Золотые миры - [27]

Шрифт
Интервал

Трепетала песня новая,
И опять мечтой лукавой
Сумрак в душу проникал…
Так смеялась даль лиловая
В час, когда закат кровавый
Догорал…

8/ VI, 1923. Сфаят

«Шишковцам»(«Рано быть молодым стариком…»)

Рано быть молодым стариком
И безвольно скорбеть о былом!
Где-то там, за упрямой чертой,
Кроме стен и печалей Сфаята,
Жизнь идёт переменной волной,
И тревогой, и счастьем объята.
Жизнь идёт и идёт, не спросясь,
Не жалея бездушных развалин,
И Сфаят зарывается в грязь,
Новым днём ослеплён и подавлен.
Всё гнилое уносится прочь
С беспредельно-ведущих ступеней,
И спускается вечная ночь
На безвольно-недвижные тени…
Безнадёжно скорбеть о былом.!
Рано быть молодым стариком!

29/ V, 1923. Сфаят

Исповедь(«Высоко в небе — тучи летят…»)

Посвящается мамочке

Высоко в небе — тучи летят,
Внизу, в долине — туман ползёт.
Иду туда, к миганью лампад,
Без тайной веры иду вперёд.
Иду печально, с пустой душой.
Вернусь, быть может, ещё бедней.
Сжимаю руки в тоске немой
Перед сияньем тонких свечей.
Темны иконы, мертвы слова.
Цветы упали на тёмный лик…
Чего-то жду я, душой мертва,
Солнца ищу в последний миг.
В окошко упала улыбка дня…
Больно бьёт в душу колокольный звон…
И жемчуг дней уходит, звеня,
И так случайны мысли у тёмных икон…
Шепчутся, шепчутся у креста цветы…
«Господи, помилуй», — хор поёт.
Ужасна тяжесть душевной пустоты,
Последняя улыбка здесь упадёт.
За всё, за всё, за первый разлад,
За муки безверья, за беспросветную тьму —
Я не дам ответа у зажжённых лампад,
Я уйду, не веря ничему…
А ночью, я знаю — пустая тишина,
И мысль о счастье, и дрожание теней,
И странные блики на полу у окна,
Как уродливый отблеск души моей.
И всё будет плохо и жутко-мертво,
И я прижмусь к холодной стене.
И не будет в жизни ничего,
И не будет света у меня на дне.
Солнце мне бросит луч издалека,
И острая мысль вернётся назад,
А ночь будет вечной, как вечна тоска,
И неверной, как сиянье лампад.

11/ VI, 1923. Сфаят

Страницы из дневнка

I. «Как тяжело желать и знать…»

Как тяжело желать и знать,
Что в жизни всё неисполнимо.
Что всё, как сон, умчится мимо,
И всё начнёт надоедать.
Что жизнь черней вечерней тучи,
Опустится, как страшный сон,
И миг желанья, миг летучий
Давно на гибель обречён.

II. «Ещё не раз с вечерними огнями…»

Ещё не раз с вечерними огнями
Чья-то тень мелькнёт за окном…
Ещё не раз, закрыв лицо руками,
Я буду плакать, не зная — о чём…
И когда всё устанет в скучном Сфаяте,
Я выйду навстречу весне,
И солнечный луч на синем платье
Мне напомнит о близком дне.

III. «Сегодня день шёл медленно и вяло…»

Сегодня день шёл медленно и вяло,
Всё было, как всегда…
И лишь одна мечта меня смущала,
Одна, одна мечта…
И что бы я ни делала в печали,
За что бы ни бралась,
Одни, одни слова назойливо звучали
И нить оборвалась…
И я сжимала руки боязливо,
Блуждая в тишине,
И не могла понять, зачем в тоске ленивой
Сверкнуло солнце мне?..

IV. «Под маской кроется улыбка…»

Под маской кроется улыбка,
А под улыбкой спит печаль…
Дарит огонь сквозь холод зыбкий
Мечта, упрямая, как сталь…
Всегда бессильные обманы
И слов украшенная нить…
Как страшно знать, что сон дурманный
Ничто не может изменить!..

V. «Никто не прочитает мой дневник…»

Никто не прочитает мой дневник,
Никто не разберёт задумчивые строки…
И не поймёт никто далёкий миг
Печали, счастья и тревоги…
Мой друг безмолвный — синяя тетрадь —
Хранит следы тоски и жалоб тайных,
И, может быть, когда я стану умирать,
Саму себя в строках случайных
Мне будет страшно узнавать…

VI. «Какая-то загадочная тайна…»

Какая-то загадочная тайна
Дрожит в окне…
Моя мечта безвольна и случайна,
Как шорох в тишине…
Я молча жду задумчивых мгновений,
Когда душа цветёт.
Но нет, но нет в душе моей стремлений,
И всё — идёт…

VII. «Я растеряла жемчуг дней…»

Я растеряла жемчуг дней,
Меня сковала непогода.
Огонь горит в душе моей,
Но нет, но нет ему исхода.
Здесь для меня забавы нет,
Я рвусь в заоблачные дали…
А на руке моей — браслет,
Как символ рабства и печали…

VIII. «Здесь, на страницах заветной тетради…»

Здесь, на страницах заветной тетради
Горькие тайны лежат…
Много ненужного было в Сфаяте,
Много вернётся назад.
Пусть будет снова темно и печально,
Пусть будет всё, как всегда…
Только лишь минуты случайной
Я не прощу никогда!

12/ VI, 1923. Сфаят

«Скрываю мученья раскола я…»

Скрываю мученья раскола я,
И мысли идут невпопад…
Всё чудятся речи весёлые,
И синий блуждающий взгляд…
И моря прибой умолкающий,
И мерно спадающий зной…
Прости меня, день догорающий,
Что я не простилась с тобой…
Забвенное стало забвеннее.
Что пело — прошло, отцвело…
Я знала, что солнце весеннее
Одно только будет светло.

20/ VI, 1923. Сфаят

«Сквозь темноту, как призрак тайный…»

Сквозь темноту, как призрак тайный,
Белеет на стене окно…
В тоске нелепой и случайной
Мне что-то было суждено…
Полна зловещею тревогой
Была, казалось, темнота.
Моя короткая дорога
Была бесславна и пуста…
И медленно сжимала руки
В тоске утраченного дня,
И всё ждала, чтоб первой мукой
Благословила жизнь меня…

20/ VI, 1923. Сфаят

«Я небрежно сплетала волосы…»

Я небрежно сплетала волосы
В дальнем, тёмном углу.
Ложились светлые полосы
От лампы на тёмном полу.
Бросались дрожащими пятнами
В окошко струи луны.
Звучали слова непонятные
Там — у тёмной стены.
Всё было словно размечено:
Предметы, очертанья теней…

Еще от автора Ирина Николаевна Кнорринг
О чём поют воды Салгира

Поэтесса Ирина Кнорринг (1906–1943), чья короткая жизнь прошла в изгнании, в 1919–1920 гг. беженствовала с родителями по Югу России. Стихи и записи юного автора отразили хронику и атмосферу «бега». Вместе с тем, они сохранили колорит старого Симферополя, внезапно ставшего центром культурной жизни и «точкой исхода» России. В книге также собраны стихи разных лет из авторских сборников и рукописных тетрадей поэтессы.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Первый том Дневника охватывает период с 1917-го по 1926 год и отражает ключевые события российской истории XX века, увиденные глазами «самой интимной и камерной поэтессы русского зарубежья». Дневник погружает читателя в атмосферу полунищей, но творчески богатой жизни русских беженцев; открывает неизвестную лакуну культурной жизни русской эмиграции — хронику дней Морского корпуса в Бизерте, будни русских поэтов и писателей в Париже и многое другое.


После всего

Негромкий, поэтический голос Кнорринг был услышан, отмечен и особо выделен в общем хоре русской зарубежной поэзии современниками. После выхода в свет в 1931 первого сборника стихов Кнорринг «Стихи о себе» Вл. Ходасевич в рецензии «„Женские“ стихи» писал: «Как и Ахматовой, Кнорринг порой удается сделать „женскость“ своих стихов нарочитым приемом. Той же Ахматовой Кнорринг обязана чувством меры, известною сдержанностью, осторожностью, вообще — вкусом, покидающим ее сравнительно редко. Кнорринг женственна.


Окна на север

Лирические стихи Кнорринг, раскрывающие личное, предельно интимны, большей частью щемяще-грустные, горькие, стремительные, исполненные безысходностью и отчаянием. И это не случайно. Кнорринг в 1927 заболела тяжелой формой диабета и свыше 15 лет жила под знаком смерти, в ожидании ее прихода, оторванная от активной литературной среды русского поэтического Парижа. Поэтесса часто лежит в госпитале, ее силы слабеют с каждым годом: «День догорит в неубранном саду. / В палате электричество потушат. / Сиделка подойдет: „уже в бреду“.


Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2

Дневник поэтессы Ирины Николаевны Кнорринг (1906–1943), названный ею «Повесть из собственной жизни», публикуется впервые. Второй том Дневника охватывает период с 1926 по 1940 год и отражает события, происходившие с русскими эмигрантами во Франции. Читатель знакомится с буднями русских поэтов и писателей, добывающих средства к существованию в качестве мойщиков окон или упаковщиков парфюмерии; с бытом усадьбы Подгорного, где пустил свои корни Союз возвращения на Родину (и где отдыхает летом не ведающая об этом поэтесса с сыном); с работой Тургеневской библиотеки в Париже, детских лагерей Земгора, учреждений Красного Креста и других организаций, оказывающих помощь эмигрантам.


Стихотворения, не вошедшие в сборники и неопубликованные при жизни

В основу данной подборки стихов Ирины Николаевны Кнорринг легли стих, не вошедшие в прижизненные сборники, как напечатанные в периодике русского зарубежья, так и разысканные и подготовленные к печати к ее родственниками, в изданиях осуществленных в 1963, в 1967 гг. в Алма-Ате, стараниями прежде всего, бывшего мужа Кнорринг, Юрия Софиева, а также издания Кнорринг И. После всего: Стихи 1920-1942 гг. Алма-Ата, 1993. К сожалению, у к автору данной подборки, не попало для сверки ни одно из вышеуказанных изданий.


Рекомендуем почитать
Пойти в политику и вернуться

«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске.


Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).