Золотое колесо - [36]

— Но, Матута… — пробормотал он.

— Веди ее сюда, — приказал гангстер.

Барон решительно выхватил из-за пояса никелированный браунинг калибра 7,65.

— Матута, это я дарю тебе! — сказал он и протянул браунинг будущему сродственнику.

Матута принял оружие без эмоций, как ритуальный дар.

Барон хлопнул в ладоши. Жена его тут же зашла: она, безусловно, стояла за дверью. На яростно-мелодичном цыганском наречье барон стал давать ей распоряжения. Матута, тогда еще не понимавший этого языка, только и разобрал «Дарико» и «юбка». Было ясно, что барон приказывает ввести Дарико, нарядив в лучшие юбки табора. Звеня настоящими драгоценностями, жена послушно удалилась.

Цыганку привели. Она появилась в дверях, и рассеяный взгляд ее скользнул по Матуте. Десятки любопытных голов выглядывали из-за ее спины.

Матута остолбенел. Она не узнала его! Лишь в первую секунду, но не узнала! Да и как она могла узнать гаджио, когда его в действительности не видела! Она видела его ладонь и глаза — и больше ничего, если не считать того, что при первой встрече на базаре окинула его обобщенным взглядом.

Но получилось так, что смущенная цыганочка и тут не уследила за своим взглядом. Глаза ее встретились с глазами гостя. И она узнала в Матуте того самого гаджио по искрам, посыпавшимся от скрещения их взглядов.

Барон что-то сказал сестре по-цыгански властным тоном. Потом, обратившись к Матуте, добавил демократично:

— Поговори с ней сам, — и удалился за ширму.

Дарико побежала к брату.

— Ступай к нему! — приказал барон из-за ширмы.

Цыганка вернулась и направилась к Матуте. Походка ее была угловатой от растерянности и смущения. А когда подошла к нему, она проделала то, на что сам Матута в эту минуту не дерзнул бы. Приподнявшись на цыпочках, она обняла ручонками его шею. И заглянула в глаза. Взгляд ее не излучал ни плутовства, ни гипнотического конуса. Казалось, он был от стыдливости повернут вовнутрь. И движения ее были какие-то неестественные, словно она старалась добросовестно повторить задание, как юная студийка.

Однако природа тут же вступила в силу. Хрупкая, дрожащая, она прильнула к нему.

Матута замешкался. Обнять девчонку он мог, в этом не было проблем. Но дело было в том, что, сукой я буду, Матута никогда в жизни не целовался.

Жиган суровых нравов, он считал, что это западло. Никогда он этого не делал ни с одной из своих женщин. Даже в лагере, когда он воображал Любку Орлову из кино «Волга-Волга», он не воображал себя целующимся с ней. Еще недавно он катком бы переехал любого, кто смел предположить, что Матута способен на это. Но так бы его и послушалась сейчас природа, властно завладевшая его волей! Подчиняясь ей, он позорно отворил свою пасть навстречу ее губам. Поцелуй оказался головокружительным, как утренний чифир с сахарином.

А потом Дарико, не отрываясь от жениха, приникла головой к его груди, вместо желанного покоя найдя внутри нее гудение сердца, точнее, души.

— О, Бара Дэвла! — прошептала она еле слышно.

Когда на улице, где Матута не помнил, как очутился, пес снова оскалился было на него, жиган даже не успел шлепнуть его по морде флюидами.

Весь табор, собранный во дворе барона слухом о сватовстве, накинулся на пса, громко кляня его за то, что рычит на родственника. Было решено, что детали обговорят назавтра, и Матута уехал домой. Точнее, не домой, дома у Матуты не было, — а на свою квартиру, где он проживал с матерью. Отперев дверь ключом, Матута на цыпочках прокрался в лоджию, чтобы не разбудить маму. Единственное, что ему хотелось после целого дня волнений, — Этого Самого. Конечно, стоило ему позвонить, как ему все принесли бы немедленно. Но телефон был в комнате, где спала мама.

Матута уселся на кушетку, уставившись в полку книг напротив. Он отлично помнил, что как-то закладывал в книгу один пакет. Но попробуй найти нужную книгу. А книг у Матуты было много: и тех, что были собраны мамой, и тех, что он брал в книготорге из принципа.

От внезапного одиночества состояние у него было прескверное. Надо было непременно выловить нужную книгу из рядов на полке и найти пакет Этого Самого.

Почему-то Матута поднял ноги на кушетку и скрестил их под задницей.

Потом он выправил осанку, вытянул руки, поставил их ладонями на колени и так и сел. Закрыл глаза и расслабился, как последний идиот. Дышал медленно и размеренно. Так он просидел очень долго, сосредоточась на чем-то бесформенном, бессодержательном и бессмысленном. И мгновенное озарение посетило его.

Он встал, уверенно подошел к нужной полке и вытащил искомую книгу.

Пакет аккуратненько лежал между обложкой и титульным листом. Но в следующий миг его больше заинтересовала сама книга. Это была она. Он и не знал, что эта книга есть в его собственной библиотеке. Это была та книга, которую он штудировал на Магадане, не зная ее названия и автора. «3. ФРЕЙД. ТОТЕМ И ТАБУ», — прочитал он.

Восемь состояний составляли сущность Матуты: порядочность, справедливость, решительность, честь, зловещее обаяние, обостренное чутье, радостное предчувствие и смутная тревога — как восемь лучей Звезды жигана.

О великолепных городах

Водитель автобуса против птиц ничего не имел, только собаку не стал пускать в салон, требуя то ли намордника, то ли охотничьего сезона. Но пассажиры дружным хором вступились за Могеля и его спутников. Шофера чуть не обвинили в политике. «Человек отправился в поход на запад, а ты будешь ему препятствовать? Из-за таких, как ты, нас 46 процентов, а могло быть…» Шофер сдался. — А дворняга-то зачем-в поход на запад? — только поворчал он слегка. Сидела бы дома.