Золото сечи - [7]

— Так донские ж казаки вроде братья нам?

— Перед таким кушем, какой вы сопровождать будете, не все и родные братья устоят, — терпеливо объяснял атаман. — Сколько годов тебе от роду?

— Двадцать три.

— Не помнишь, значит, как из-за дончаков Москва у нас Еланецкую паланку[15] забрала и им отдала… Да, ладно.

— Так может лучше в сторону дончаков не идти?

— Не куда больше, — вздохнул атаман. — С одной стороны — войско царское, с другой — турки, далеко везти — опасно, а ближе и места-то нет подходящего. Тридцать два бочонка на ровном месте незаметно не зароешь. А там — неудобья: балки да овраги, места безлюдные, зато приметных холмов да скал достаточно. И главное: готовые копанки[16] есть, можно быстро туда спрятать, копать долго не придётся. И не далеко, за месяц лошадьми спокойно дойдёте. Вот, смотри…

Атаман аккуратно достал из кармана красного кунтуша серо-синий лист бумаги, развернул его. На листе была вычерчена схема без каких-либо надписей. Даже если бы надписи и были, Игнат бы их не понял — грамоте он обучен не был.

— Как со шляха дальнюю Саврюгу заметите, так дальше по карте пойдёте, — продолжал кошевой, положив лист перед Игнатом. — Запоминай! Это дальняя Саврюга. А здесь… — он передвинул палец к другой отметке на карте, — Копанки заброшенные, где раньше свинец добывали. Спрячете в одну из них бочонки и прикопаете так, чтобы нелегко достать оттуда было. Да сделайте так, чтобы место издали неприметно было. Сами в ближайшем к тому месту хуторе селитесь. Сейчас много народа в Дикое Поле переселяется: и малороссы, и новодонцы. Так что, никого вы этим не удивите. И на погранично-сторожевую службу поступите, чтоб свободно можно было место схрона дозором объезжать. Из Динского куреня[17] в ватаге твоей есть казаки?

— Есть.

— Вот они и помогут вам в донских превратиться. Чубы сразу за переправой сбрейте! Пока дойдёте, волос как раз отрастёт немного, можно будет чуприну сделать. И одёжку чумацкую с собой возьмите. А следующей весною, живы будем — встретимся. Тогда и решим, как дальше поступить. Ну, а коли никому из нас пережить этот год не суждено… — атаман сделал паузу и внимательно посмотрел в глаза Игнату, — Ватажники твои сами решат, как казной распорядиться. Верю я — и без нашей, стариков, помощи возродите вы, молодые, Сечь свободную!

Через внешний кош, представляющий собой торговый базар, отделённый от внутреннего коша валом с частоколом, проехала запряжённая волом телега и подъехала к воротам внутреннего. У левой половины ворот была высокая башня из дикого камня, снабженная пушками. Часовой приветствовал возницу, и воз двинулся в сторону цейхауза. Сирко, Корж и Калнышевский подошли к приехавшему на телеге Болячему.

— Если кто появится — знак нам дай! — сказал Игнат часовому, проходя мимо него.

Тот кивнул. Кошевой атаман отвернул полу кунтуша и достал из внутреннего потайного кармашка ключ.

Особого впечатления бочонки с драгоценностями на Игната не произвели, и картин находящегося в них богатства его воображение не рисовало. Он воспринимал их как обузу, за сохранность которой на нём будет лежать ответственность как минимум до следующей весны.

Вчетвером они загрузили бочонки в телегу и стянули их верёвкой. После этого Никита Корж произнёс заговор: "Как ни одна сила на земле не может поднять Алатырь — камень, лежащий на острове Буяне, так и не один ворог не отымет взятое мною. Как потеряет он взятое мной, так и будет он бежать в страхе в края свои, так забудет дорогу ко мне. Слова мои — ключ, дело мое — замок. Ключ потерян в океан-море. Как ключ не найти, так замок не открыть". Возница занял своё место, телега выкатила за ворота внутреннего коша и скрылась от взоров провожавших.

Ранним утром 4 июня генерал Текели, взяв с собой Орловский пехотный полк под командованием полковника Языкова и небольшую часть конницы под командованием барона Розена, занял внешний кош Сечи и выставил караул у двадцати захваченных пушек. Все Запорожские паланки — восемь административных округов с небольшими укреплениями — к тому времени были уже заняты царскими войсками.

Высокий, не склонный к полноте Пётр Текели, казалось, за последние дни ещё больше похудел. Бывший сербский гранычар, а теперь генерал русской армии, переживший ликвидацию гранычарских формирований австрийскими Габсбургами, он превратился в исполнителя подобного же деяния, которое российские Романовы осуществляли в отношении запорожского казачества, и сильно переживал. Он прекрасно понимал, что без крови проникнуть во внешний кош удалось лишь благодаря тому, что казаки спали после празднования завершения недели Зелёных святок и наступления праздника Троицы, и не ожидали подвоха со стороны царских войск. "Если не удастся убедить сечевую старшину, — думал Текели, — внутренний кош без крови не взять. Сколько там их? Тысячи три?".

На следующий день, так и не дождавшись, что сечевая старшина сама пожалует выйти к нему, генерал направил во внутренний кош подполковника Мисюрева, чтобы тот вызвал кошевого атамана.

Атаман Калнышевский к палатке генерала, расположенной в лагере на открытом месте в двух верстах от внутреннего коша, прибыл с хлебом-солью и большой свитой из своих старшин — судьёй Кацапом, писарем Глобой и куренными атаманами со всех 38 куреней. К тому моменту вопрос переговоров для атамана был уже решён — находившийся в Сечи запорожский архимандрит Владимир Сокальский помог ему убедить казаков покориться императорской воле.