Золото сечи - [5]

— Они по наши души идут, не мы по их! — насупился Игнат.

— Нет! Этих отобьём — новые войска пришлют. А Текелий, говорят, с самим Суворовым дружен. Пропала наша Сечь, — сказал Корж и, выдержав паузу, добавил: — В этом месте пропала.

— Переходить будем? Куда?

— Нет, сейчас нам не скрыться. Переждать нужно.

— Говори толком, батьку! — попросил Игнат. — Что делать-то нужно? Я в этих политиках не разбираюсь, мне проще саблей махать.

— Казну спасать нужно. Заберут же всё. Куда мы потом без казны? На неё хоть в чужих краях землю купить можно и новую Сечь сделать.

— Спустить под воду в Днепр нужно и место засечь. А потом достанем.

— Ох, Игнат, кто ж знает, когда её достать сможем, и кто из нас доживёт?!

Да и негоже таким богатством рисковать. Там не один воз, в Днепр незаметно от сиромы[7] не спрячешь.

— А почему незаметно от сиромы нужно?

— Лет за десять до твоего рождения был такой кошевой атаман — Яков Тукало. Как узнала сирома, что старшина казацкая[8] и куренные атаманы, жалование тайное в пять раз больше явного получают, скинула тогда с атаманства кошевого Тукала и старшин, разграбила их имущество и жестоко избила. Кошевой, пролежавши несколько дней больным на таврической стороне Днепра, против острова Хортицы, помер. А в Сечи сейчас кроме войсковой скарбницы личного золота Калныша не мало. Сирома узнает — бузить начнёт, сладу не дадим.

— Вон оно как?! Вы хотите тайно от казаков казну увести?!

— Гонористый ты больно! Гонор свой попридержи! Считаешь, лучше разбазарить и казну, и лично нажитое? Ты со своим добром так поступил бы? Сирко молчал.

— О том, что войско Текелиево на Сечь идёт никто из Сечи, кроме кошевого и меня не знает, — продолжал Корж. — Теперь ещё ты знаешь. Вся старшина казацкая и кошевой, и я здесь останемся, Сечь не бросим. Постараемся Текелия обманом задержать, чтобы ты с ватагой своей казну подальше увёз.

— Куда ж я её повезу то?

— Вот и хорошо, что ты согласился! — Корж негромко хлопнул ладонями по столу, рядом с лежавшими по обе стороны от него пистолетами, словно подводя черту под разговором.

— А если бы я не согласился?

— Я знал, что согласишься, — прищурил глаза Корж. — Куда казну доставить тебе лично кошевой скажет. Выбери себе ватагу: с дюжину казаков из верных тебе людей. Да таких, чтоб молодые были, но пороху понюхавшие. Троих мне сейчас назови — их завтра с утра кошевой на побывку отпустит, а ты их уже встречать должен будешь. Возьмёте с зимовника три телеги с лошадьми и одного вола. Да запасных лошадей возьмите. Травы сейчас хватает.

— Пусть идёт ватажник Болячий с товарищами своими: Перебейносом и Кацупеем, — назвал Игнат выбранных им людей.

— Гарные хлопцы! — одобрил Корж и встал из-за стола, засовывая пистолеты за пояс. — Ты завтра начальником караула заступишь, а ночью один из них пусть в телеге с волом в Кош приезжает после полуночи. Остальные пусть с конями на выходе его встречают.

Проводив крёстного, Игнат вернулся в дом. Ни пчёлы, ни турчанка больше не занимали его мысли. Завтра предстоит трудный день, долгий день. Вот он — шанс стать Игнатом Спасысичь!

Замкнув дверь изнутри, чтобы ему никто не мешал, Игнат лёг спать и проспал до самого вечера. Проснувшись, поужинал незатейливой саламахой из ячменной муки, затем нашёл конюха и распорядился на счёт коней на завтра. После захода солнца Игнат взял из дома большой пистолет, ружьё, и пошёл за дальний тын зимовника к одинокому раскидистому дубу — символу силы и долговечности. Саблю, пистолет и пистоль сложил под деревом у самого ствола, накрыв дубовыми листьями. Неподалёку развёл костёр, сел в позу лотоса лицом к огню, а спиной к дубу, обнял ружьё и стал ждать. Ждал он, пока раздастся крик дикой хищной птицы или хищного зверя — это будет значить, что оружие заговорено и готово к бою. Ружьё было заговорено крёстным, и Игнат решил его заговор своим не перебивать. Остальное оружие он сам заговаривал два года назад, но решил, что от второго раза хуже не будет.

Айгуль всё это время стояла у тына, не решаясь подойти. Она уже поняла, что случилось что-то не предвиденное и Игнат утром уедет надолго, а может и навсегда. Игнат турчанку заметил, но никак этого не проявил. Ждать ей пришлось долго. Очень долго. Он подкладывал в костёр приготовленный заранее хворост и смотрел на огонь. Отражение языков пламени играло на его задумчивом лице. Лишь во второй половине ночи раздался волчий вой со стороны леса. Игнат встал от костра, подошёл к камню. "На защиту и бережение, против всякого лиха", — произнёс он, взяв в руки оружие.

Только после этого он вспомнил об Айгуль. Она по-прежнему стояла неподалёку.

— Подойди! — позвал Игнат.

Айгуль подошла. Её бил озноб — ночь выдалась прохладной. Сирко обнял турчанку, прижал к разгорячённому костром и кровью телу. Под платьем у неё никакой одежды не было. Игнат повалил её на землю и судорожно пытался развязать казацкий пояс. К моменту, когда ему это удалось, зобик уже опустошился и беспомощно повис. Айгуль успокаивающе погладила Игната по животу. Он приподнялся над турчанкой на колени, и жадно рассматривал её тело, белеющее в отблесках костра. Игнат любил смотреть сверху, охватывая взглядом одновременно и упругую грудь с набухшими розовыми сосками, и живот, и всё, что ниже, почти до самых колен. От этого через минуту он снова почувствовал прилив сил.