А солнце, которое иногда проглядывало сквозь тучи, казалось ему тусклым и расплывшимся.
Между завтраком и обедом, если не крапал дождь, Петя обычно выходил на двор с Борисом Фёдоровичем. Гулять с ним было интересно. Он угощал семечками и часто рассказывал о фронтовой жизни. А ещё они подходили к барану, который щипал траву. Петя со смехом крутил его за рога, а потом давал обнюхивать руки. Мокрый нос барана доверчиво тыкался в ладони.
За эти дни Петя передумал о многом. Его мысли часто останавливались на Лёвке. К нему была лёгкая зависть. Вот он сейчас гуляет на свободе, ходит, учится, а Петя лежит. И вместе с этим Петя очень волновался за товарища: как бы Лёвке не вздумалось разбивать молотком снаряды…
Он хотел было о Лёвкином житье-бытье порасспросить у мамы, но, чувствуя, что она зла на Лёвку, расспрашивать не решился.
Но однажды, к Петькиному удивлению, мама сказала:
- Это тебе от Лёвки,- и сунула в руки большой пахучий шар.
Петя оставил яблоко до вечера. После ужина, оторвав зубами большой кусок сладкой мякоти, Петя вдруг обнаружил в яблоке записку. Она была свёрнута трубочкой. Такой способ передачи для Пети был не нов. Яблоко протыкается гвоздём, а потом в дырку запихивается записка. Но в больнице это была большая радость. Прочесть записку Петя не мог, а показывать никому не стал. Мало ли что может Лёвка там написать! Так, непрочитанную, и запрятал в тумбочку.
Петя ждал операции. Об этом ему не раз говаривали и врачи и профессор. И даже, как у большого, спрашивали разрешения. Петя согласился. Он знал, что с операцией к нему должны прийти и школа, и товарищи, и санки, и многое другое, по чему он уже успел соскучиться. А без каких-то там хрусталиков, которые удалят, как сказал профессор, он обойдётся. Их вполне заменяют очки.
И вот однажды утром Петьке не подали завтрака. У Пети началась неприятная внутренняя дрожь. Он предчувствовал, что сегодня с ним произойдёт нечто особенное.
Действительно, вскоре в палату вошла сестра.
- Петя, на операцию! - сказала она весело и взяла его за локоть.
В большой операционной пахло спиртом. Петю положили на стол. Руки ему привязали к столу бинтами, а на ноги навалилась сестра. Сердце стучало так часто и сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из грудной клетки. Пете дали выпить какой-то порошок. Сердце мало-помалу успокоилось.
- Ну-с, голубчик, сейчас мы тебе подарим свет,- слышал Петька то удаляющийся, то приближающийся голос профессора.- Только не бойся, больно не будет.
Запах спирта ударил Пете в нос. Что-то кольнуло в правый глаз, и Петька почувствовал, как вслед за этим по глазу начали чем-то скрести. Боли не было. И вдруг - свет! Обыкновенный свет электрической лампочки ударил в глаз. Над глазом двигались чьи-то руки.
- Вижу! Вижу! - закричал Петя.- Я вас вижу!
- Ну и смотри на здоровье! - отозвался профессор.
Он был бородатый и усатый.
Нервы у Пети были напряжены. Больше сдерживаться он не смог и заплакал…
В свою палату Петя плыл на носилках. Ночью он не спал. Боялся, что, заснув, резким движением может случайно повредить глазам. Глаза болели. Лёжа на спине, он с завистью слушал лёгкий храп Бориса Фёдоровича и тоненькое посвистывание старшины. Петя думал о том, что глаза - самое основное в жизни. Правда, это была не его мысль, а мысль старшины, но понял её Петя очень ясно только сейчас, в первые часы своего прозрения. Раньше он об этом не задумывался, как вообще не думал о своём здоровье. Шёл дождь, и мама велела надевать калоши. Стоял на улице мороз, и мама завязывала горло шарфом. А Петя злился на неё. «Кутает, как маменькиного сыночка! - думал он.- Всё равно выйду на улицу и сниму». Теперь же ему очень хотелось, чтобы сейчас на постели сидела мама. Петя никогда-никогда не покинет маму, когда вырастет большой!
Под утро он заснул.
…Зрение улучшалось быстро. На пятый день врачи позволили повязку снять, и Петя уже самостоятельно мог ходить по больничным коридорам. Предметы и люди виделись ему ещё как в тумане или как в речной воде. Петя подходил к столу и с тихой радостью говорил: «Это стол!» Точно так же он узнавал и стулья, и шкафы, и кровати. Такая же радость была и в первом классе, когда Петька впервые из слогов научился составлять слова.
Он замечал, что надпись в коридоре «Не курить» с каждым днём вырисовывается всё лучше и лучше.
За день до выписки Петю вызвали в перевязочную. Врач усадил его перед таблицей, на которой были напечатаны буквы, уменьшающиеся в размере, и стал подбирать очки.
- Ну, как видно?.. Ясно? - спрашивал он, вставляя в специальную оправу выпуклые стёкла.
- Не… не очень,- отвечал Петя.- Всё расплывается.
- А ну-ка попробуем вот это стёклышко. Прочитайте пятую строчку.
- Лучше. Ой, здорово как! «Н, К, М, Б, Ы, Ш»!
Петя прочитал и последнюю строчку. Шрифт её был совсем мелкий.
- Молодец ты у меня! - сказал врач.- В очках будешь сто процентов видеть!
«Четырёхглазый буду! - подумал Петя.- Ребята задразнят. А вдруг и Лёвка заступаться не будет?»
Но очки, которые сидели на носу, он снимать не собирался. Смотреть через них было удивительно приятно. Особенно за окно. Там уже лежал снег. Под солнцем он сверкал и слепил глаза. От больницы уходила санная дорога. Она была прямой и тянулась к лесу. Если идти по этой дороге, то можно прийти к своему дому. Иней лежал на стёклах, и Петя очень чётко различал причудливые его узоры.
