- А как же я есть буду? Я же не вижу!
«Не вижу!» У Пети внутри похолодело. Ему нестерпимо захотелось сорвать повязки и выскочить из этой жуткой темноты. Но руки не повиновались. Он почувствовал, что от ощущения какого-то нарастающего страха у него начинают путаться мысли.
Скорей, скорей заговорить о чём-нибудь! Но вдруг горло сжала спазма. Петя всхлипнул.
- Ну вот, здравствуйте пожалуйста! - с мягкой укоризной сказала женщина.- Лучше раскрывай-ка рот.
Пете в зубы ткнулась ложка. Каша обожгла губы. Петя отдёрнулся и поморщился.
Женщина подула на ложку.
- И что плакать? - сказала она.- Приедет профессор, посмотрит, и тогда станет ясно: плакать или не плакать.
И Петя услыхал, как несколько мужских голосов около него ответили:
- Верно! Верно!
Пете стало веселее. Значит, не он один такой. После завтрака санитарка Фрося взбила подушку, поправила одеяло и вышла. Петя разговорился с соседями по палате. Их было двое. Один - Борис Фёдорович, бывший лейтенант (он Пете понравился сразу), другой - старшина Афанасий Дмитриевич. Они были ранены во время войны, но до сих пор не могли избавиться от разных осложнений. Свет они видели, но плохо. Еле-еле различали предметы.
- Ох и лежать же надоело! - как взрослому, признался Пете лейтенант.- Лежишь себе и думаешь: провались оно всё пропадом - тоска зелёная! И только одно утешает: не зря пострадал.
- Вам-то что,- вздохнул старшина,- вы-то будете хорошо видеть. А мне-то как придётся - не знаю. Но тоже не робею. Слепой, а жизнь дороже.
Старшина громыхнул спичечным коробком.
- А ты, хлопчик, как пострадал?
Петя почувствовал, как под повязкой вспотели щёки. Ему стало стыдно.
- У меня запал взорвался,- тихо признался он.- Я его ножом разрезал.
- Что?! Что?! - приподнялся на постели старшина. Под ним зазвенели пружины.- Запал взорвался?!
Голос старшины был злой, нехороший. Петя сжался в комок. Ему показалось, что старшина встаёт с постели и направляется к нему. Он готов был закричать: «Я не виноват! Это меня Лёвка научил!» - но тут в палате скрипнула дверь, и Фрося позвала:
- Мальчик, к профессору, на осмотр!
Петя был рад приходу санитарки. Она такая добрая и ни о чём не расспрашивает.
Пособив надеть халат, Фрося осторожно вывела Петю в коридор. Он впервые шёл вслепую. Он старался представить себе, что играет в жмурки и ничего тут страшного нет, но всё же инстинктивно ступал по-кошачьи, словно перед каждым шагом его ожидала яма. В голове стоял один вопрос: что скажет профессор?
Он не видел, как вошёл в полутёмную комнату с занавешенным окном. Не видел, что его окружили врачи, а перед ним уселся профессор в белой шапочке и в очках, вырезанных в форме полумесяца.
С головы начали снимать повязку. Женский голос докладывал:
- Хлопов Пётр. Одиннадцать лет. Ранен при взрыве запала. Пытался разрезать его ножом. Лёгкий ожог рук и помутнение хрусталика на обоих глазах.
- Ну-с, голубчик, держи голову так.
Петя услыхал старческий голос и почувствовал, как мягкие пальцы приподнимают его за подбородок.
В руках профессора поблёскивал офтальмоскоп - круглое зеркальце на палочке. Жёлтый зайчик, отражённый зеркальцем от маленькой, но яркой лампочки, поплясал у Пети на лице и скатился на правый глаз. Петя зажмурился. Увидел свет. Правда, он был похож на свет далёкого фонаря в ночи. Фонарь будто под ветром раскачивался из стороны в сторону.
- Замечаешь?
- Замечаю.
- Хорошо видно?
- Нет, мутно.
Профессор долго не отпускал Петю. Он просил то поднять глаза кверху, то опустить вниз, то смотреть в стороны.
Потом, положив руку на плечо, сказал:
- Ну-с, голубчик, будем лечить.
После обеда к Пете пришла мама. Она сидела на краешке постели и гладила его по волосам. Большой кусок пирога Петя жевал молча. Он чувствовал, что между ним и матерью встала какая-то преграда. И эта преграда - он сам, его баловство с запалом. Мама одевала его, кормила, отдавала самые лучшие куски (Петя замечал это!); если он болел - просиживала с ним целые ночи. Да что только не делала мама, чтобы Петя рос красивым и здоровым! А он? А он взял и в одну секунду поломал мамины труды. Ну, куда он теперь годен - слепой? Как он сможет помогать маме под старость!..
С матерью Петя простился холодно, хотя ему до слёз было жалко её. Но побороть себя он не мог.
Вечером Борис Фёдорович рассказывал сказку. Сказка была про Ивана-царевича и Василису Прекрасную. Лейтенант очень здорово умел менять голоса. Царь Берендей, и Кощей Бессмертный, и Василиса Прекрасная говорили у него по-разному.
Старшина то и дело с азартом перебивал:
- Ну, а дальше что?
В палатной тишине Пете ясно представлялось подземное царство Кощея, такое страшное, с ведьмами, чертями и бушующим огнём. А сам Кощей был просто-напросто скелетом. Такой скелет Петя видел в биологическом кабинете школы. И почти как наяву Петя увидел погоню за Иваном-царевичем.
Засыпая, он подумал: «Вот чудно как! Взрослые люди, а рассказывают детские сказки!..»
Сентябрьские погожие дни сменились беспрерывными дождями. Каждое утро Пете закапывали что-то в глаза и шприцем кололи руку. После укола Петя хватался рукой за лоб и, посасывая сквозь зубы воздух, взад-вперёд молча ходил по перевязочной - терпел. Повязка с головы у него была уже снята, но, как он ни пытался, поднося к глазу, рассматривать какой-нибудь предмет, увидеть всё равно ничего не мог.
