Золотая рыбка - [57]

Хочу удивиться, почему в разгар рабочей недели в начале дня он не в своем офисе, но не могу. Что-то подсказывает, что будь мне куда идти, то же бы сегодня осталась дома.

В душ не иду — боюсь. Не рискую так же наполнить ванну — слишком долго. Просто-напросто сбрызгиваю заспанное и красное от слез лицо холодной водой, а левую руку тщательно мою с мылом три раза. Мне все время чудится гнилой запах — чувствую, это надолго.

В одежде тоже не усердствую. Вместо запачканной кровью ночнушки надеваю серую пижамную кофту и тренировочные брюки, привезенные мной еще из Сиднея. Мне их купила мама.

И в таком виде, не потрудившись расчесать волосы, а всего лишь стянув их в хвост, спускаюсь на первый этаж. Если судить по долетающим до меня звукам, Эдвард там.

В квартире идеальная чистота. Я подмечаю это уже придерживаясь за перила лестницы, которые не протирала сама уже три дня, а пол возле нее добавляет подозрений: вчера здесь была пыль.

В гостиной подушки расставлены строго в соответствии дизайну, нет ни единой грязной отметки или отпечатка на панорамных окнах, а ковер потерпел фатальные пытки пылесоса, отдав ему безвозмездно всю свою пыль.

Здесь убирались. И убирались очень основательно.

Но когда? Я спала три часа.

Немного растерянная и все еще пребывающая скорее в прострации, нежели в нормальном состоянии, я иду вперед, минуя диван и журнальный столик. К совмещенной кухонной зоне. Но подальше от входной двери — ее я увидеть не готова.

Это удивительно, не правда ли? Я не понимаю. Сон или явь, но я не понимаю и оттого мне все хуже. Случившееся представляется цветной галлюцинацией, не более. Или просто помрачением рассудка от избытка переживаний вчера вечером. А может, виной всему протухший сыр? Или несвежие помидоры? Черт…

Эдварда не видно с первого взгляда. Он стоит возле холодильника, нервно постукивая пальцами по его пластиковый дверце, и что-то быстро пишет в нашем блокнотике для списка продуктов, царапая грифельным карандашом ни в чем не повинную тонкую бумагу.

— Вниз на девять и два? За день? — его голос не выражает ничего, кроме серой злости. — Если он думает, что эта баржа способна потопить крейсер, огорчи его.

Биржа все равно наша.

Еще две записи — рядок цифр. И гневное шипение в трубку, от которого мне становится нехорошо:

— Я своими руками вытащу из него кишки, если не уймется. Я знаю, это от него… и я обещаю, что теперь он всю жизнь будет питаться долбанной гнилой рыбой.

Слишком яркое выражение. Фраза, которая наполнена таким чувством, что мой желудок заходится аплодисментами.

Я давлюсь слюной, не успев даже сообщить о своем присутствии.

И быстрее, чем понимаю, что делаю, желая лишь не украсить пол кухни пестрой рвотной массой, кидаюсь к умывальнику. С отвратительным звуком высвобождающейся через рот пищи склоняюсь над его металлической раковиной.

— …Потом. Я перезвоню.

Эдвард едва ли не кидает телефон на пол, заслышав мой первый позыв. С трудом находит силы устроить его на тумбочке, мгновенно оказавшись за моей спиной.

— Дыши, — тихо советует, убирая с моего взмокшего лба прилипшие волосы, — тогда все быстрее кончится.

Я не отвечаю, но прекрасно слышу его. И словно бы в подтверждение этого факта, сжав металл пальцами до того, что они белеют, склоняюсь над раковиной еще раз. Нашей раковиной, той, где мою посуду, готовлю еду и тщательно слежу за чистотой.

Теперь, наверное, никогда в жизни мне ее не отмыть…

— У меня есть таблетки, — чудом не сорвавшимся голосом бормочет Эдвард, погладив меня по спине. Он отходит всего на шаг, но его отсутствие ощущаю крайне явно. Тянет заплакать.

Меня отпускает. Делаю два-три вдоха прежде, чем осторожно повернуться от раковины и открыть кран, смывая рвоту, и убеждаюсь, что конец наступил. Верилось или нет.

— Держи, — обеспокоенный, Каллен сразу же вкладывает в мою руку кругленькую зеленую таблетку, — это поможет.

Я не спорю. Он наливает мне воды в самую ближайшую чашку — свою, и я пью. Проглатываю, запивая бесцветной жидкостью и молю, чтобы ей же меня не вывернуло в ближайшее время.

— Тебе нужен врач, — Эдвард подходит ко мне и становится рядом, аккуратно притянув к себе. Его губы на моем лбу, стараясь определить, нет ли температуры, а руки на талии — гладят.

— Это последствия испуга… — пытаясь смириться с тем, что глотать удается с трудом, я хмурюсь. Боязно, будто бы он сейчас растает в пространстве, приникаю голову к твердой груди, — пройдет.

— Я надеюсь. Может быть, тебе лучше еще поспать?

От его беспокойства я улыбаюсь — чуть-чуть, краешком губ.

— Я больше не смогу. Тем более…, а почему ты не на работе?

Ловкие пальцы находят мои, притягивая к губам своего обладателя. Мягким, теплым и нетребовательным — нежные. Он дважды целует мою ладонь.

— Я перенес все на завтра. Я сегодня никуда не поеду.

— Это прогул?..

— Пусть думают что угодно. Я тебя не оставлю.

Я вымученно усмехаюсь, собственными руками обняв его талию. Утыкаюсь лицом в свежую рубашку в темную полоску, отвлекая себя запахом мужниного геля для душа от чертовой рвоты.

— В болезни и в здравии…

— В болезни и в здравии, пусть так, — Эдвард чмокает мою макушку, — чем я могу помочь?