Золотая рыбка - [56]

— Прости… — стону я.

— Эй, — мужчина качает головой, приникая своим лбом к моему, — никаких извинений. Здесь ни в чем нет твоей вины.

— Я разбила статуэтку…

— Я куплю тебе новую. Только не плачь, — указательным пальцем он быстро, но нежно стирает с моей щеки соленую дорожку.

Прямо сквозь слезы, рвано вздохнув, усмехаюсь. Не под стать ситуации, конечно, и не под стать случившемуся чуть раннее, но все же. И эта усмешка отзывается глобальным потеплением во взгляде Эдварда.

— Дело же не в котах…

— Совсем не в котах.

— Я про пинцет и ранку…

— Она теперь чистая, все хорошо, — Эдвард нежно трется носом о мой лоб, — и сейчас я ее перебинтую.

Его касания нежные, его тревога — ощутимая. И он делает все, чтобы не причинить мне боль.

Господи…

— А коридор?.. — меня начинает потряхивать, когда вспоминаю о рыбках. Они ведь все еще там, на ковре коридора, такие же кровавые и безмолвные, как и прежде — тошнит от одной лишь мысли.

— Все уберут, — останавливая мой порыв подняться, Эдвард коконом из своих рук лишает меня права на лишние движения. Неустанно целует лицо, — сейчас не это важно, а чтобы с тобой все было хорошо. Пожалуйста, постарайся успокоиться.

Черт, у него такой виноватый вид… у меня в груди что-то трескается.

— Я боюсь, — так и не поборов дрожи в голосе, сдавленно признаюсь я.

— Напрасно, — мужчина тут же, реагируя на признание, притягивает меня к себе.

Приподнимает на кровати, прижимая к груди. Зарывается лицом в волосы, — я здесь. И пока я здесь, никто и пальцем тебя не тронет. Это всего лишь гребаный розыгрыш. Я покажу им, как такие устраивать.

Стальные нотки, переплетенные в шерстяной колючий клубок с ненавистью, отнюдь не вдохновляют. Я дрожу сильнее.

— На что это был намек? Что я?..

— Никаких намеков, — отмечает муж, не дав мне договорить. С отчаяньем гладит мои плечи руками, пытаясь выгнать боль и из голоса, и из взгляда. Почти умоляет, — малыш, я обещаю тебе, я помогу… помогу понять свою ошибку всем, кто к этому причастен, — Эдвард стискивает зубы, с трудом преобразовав убийственную фразу с обещанием отмщения во что-то более-менее приемлемое.

Ради него я пытаюсь смириться с тем, что видела.

Я делаю глубокий вдох, за ним, почти сразу же, резкий выдох. Не оставляю в легких и капли кислорода. Избавляюсь от него.

— Не уходи.

— Ни в коем случае, — нежно соглашается Эдвард, с радостью встретив мое более-менее сносное состояние, — я здесь. Я сейчас уберу все это и лягу с тобой.

Мне приходится на это согласиться. И заручившись моей поддержкой, пусть и выраженной всего лишь кивком, Каллен быстро расправляется с ненужными вещами. Уносит емкость с осколками, пинцет, перекись и вату. Перед этим с осторожностью перебинтовывает и мою руку, забирая следом за всем этим добром бинт.

И вот тогда, минут десять спустя, действительно ложится рядом. Крепко обнимает, прижимая к себе и прячет под одеялом, стараясь создать максимальный комфорт.

Засыпая, я то и дело вспоминаю об остановившихся рыбьих глазах и покореженных плавниках, а потому вздрагиваю. И каждый раз, когда это происходит, Эдвард меня целует — в макушку, шею, руку или плечо. Его руки согревают и успокаивают, мне в них комфортно, но я всерьез начинаю думать, что не усну. Все равно не усну. Или, если все же усну, сразу же проснусь от кошмарного вида, пронесшегося в голове.

Однако, к счастью, нервное потрясение и попросту теперешнее время суток играют свою роль, помогая распрощаться с бессонницей.

Неглубоко выдохнув, я шепчу Эдварду «я люблю тебя» и, не дождавшись его ответа, проваливаюсь в свой долгожданный сон.

В тайне надеюсь, что когда открою глаза, все это, включая рыбок, окажется просто-напросто составными частями какого-нибудь яркого кошмара.

В последнее время они часто у меня бывают…

Второй раз за день, ставший слишком длинным уже в самом своем начале, я просыпаюсь в восемь пятнадцать утра.

Меня будит грохот чего-то в коридоре, язвительное и тихое грубое слово, а затем гневный шепот в трубку, требующий «всунуть им до самых гланд гребаный ящик».

Грубо.

Но не так уж и грубо для Эдварда.

Горько усмехнувшись, я переворачиваюсь на живот, подмечая, что кровать еще хранит след его недавнего присутствия. Вот подушка справа от меня, вот одеяло, а вот и затерявшийся волосок на простыни, блестящий знакомым бронзовым цветом.

К сожалению тот сон, который я желала поскорее забыть, оказался не сном — как и предполагалось. Моя перебинтованная ладонь и заклеенные тоненькими полосочками пластыря порезы на ноге тому явные доказательства, а едва заметный отпечаток крови в изножье постели — не удивлюсь если той самой, в которую вступил Эдвард — подтверждает самые ужасные догадки.

Рыбки были. Были и я видела их. Они на меня смотрели.

Я шумно сглатываю, прогоняя тошноту, но концентрироваться на худшем из воспоминаний не собираюсь. Медленно встаю с постели. Очень хочу не потерять равновесие и оставить сегодня в целости и сохранности хоть одну часть тела. Происходящее и так напоминает глупый триллер, не хватало еще и придать ему остроты нежданными травмами.

Я прислушиваюсь, перед тем как зайти в ванную: голос Эдварда затихает вперед по коридору, подальше от спальни, чтобы меня не разбудить.