Золотая рыбка - [2]

Шрифт
Интервал

В тот момент, когда мужчина чересчур сильно тянет за один конец, пропуская его совершенно в иную, чем положено, сторону, я все же покидаю свое укрытие. Не могу больше смотреть на эти попытки придушить себя несчастной полосочкой ткани.

Я подхожу к нему со спины, но не пугаю. Мгновенно отыскав мое лицо возле двери, как только та поскрипывает, едва от нее отрываюсь, Эдвард обреченно кивает на узел, что успел соорудить на рубашке. Не дожидаясь, пока попрошу сама, поворачивается ко мне лицом.

— Извращение какое-то… — недовольно бормочет, пока распутываю галстук.

— Ага, — хмыкаю, расправляясь с узлами, — лучше использовать его как пособие для морского флота. Главное, чтобы никто не придушил себя.

Эдвард выше меня на полторы головы, но сегодня, благодаря моим бордовым туфлям на каблуках, эта разница сокращается до пары сантиметров. И дает мне возможность, не вставая на цыпочки, исполнить свой женский супружеский долг. Один из основных, если верить старому американскому кино.

— Главное то, Беллз, чтобы рядом была вот такая спасительница, — хитро подмигнув мне, Эдвард чмокает меня в лоб.

— Свободу экономистам от удавок, — парирую я, хохотнув ему в ответ. — Подними-ка чуть-чуть голову. Вот так.

Кажется, уже потерявший всякую надежду галстук возвращаю к жизни. Затягиваю правильную петлю, провожу под нее правильный конец и с нужной точностью выравниваю узел. Затягиваю его насколько нужно.

— Спасибо, — мельком взглянув в зеркало на результат моей работы, Эдвард поправляет воротничок рубашки. С обожанием смотрит прямо в мои глаза.

— Пожалуйста, — отвечаю, пригладив и без того ровно лежащие темные волосы, — как твоя голова? Легче?

Эдвард щурится.

— Мы живем в век развитой медицины, миссис Каллен. Одна таблетка — и боли нет.

— Я уже говорила, что не считаю правильным малейшее покалывание лечить аптечной химией? — фыркаю я.

Муж снисходительно глядит на меня со смешинками в глазах.

— Во-первых, моя бабушка не была знахаркой, Белла, а во-вторых, на лечение в стационаре порой просто нет времени.

Его юмор и такое наплевательское отношение к здоровью немного настораживают меня, но сегодня нет смысла говорить обо всем этом. Для моих лекций найдется лучшее время — день и так сверху донизу залит нервами.

— Достаточно иметь немного терпения…

— Вот уж терпения так у меня точно хватает, — Эдвард нагибается, нежно поцеловав меня в щеку, — поверь. Наш брак тому пример.

— Ты напористый.

— Жутко, — он широко улыбается.

— И без комплексов.

— Их пришлось выкинуть еще в начале карьеры.

— А еще шутник…

— Комик, — облизнув губы, докладывает Каллен, — моя мать называла меня комиком. Вечным и неуемным.

— Почему-то я согласна с ней…

— Тебя удовольствие смешить, принцесса, — баритон Эдварда наполняется теплом и лаской, от которых мне даже в самую ненастную погоду всегда хочется улыбнуться, — ты безумно красивая, когда смеешься.

— Льстец…

— Твой льстец, — каким-то образом его руки оказываются на моей талии, а губы на шее. Боится испортить макияж. Не трогает то, что придется поправлять.

— Мой, — соглашаюсь, уверенно кивнув, и тоже обнимаю его. Крепко-крепко, как люблю. Рубашка хрустящая, жесткая, словно порезать может. Воротничок такой ровный, что мне даже пытаться не хочется повторить успех Кабаллеты в утюжке вещей Эдварда. И запах другой. Естественно, не его тела — этот не меняется, и его отголосок еще можно услышать возле шеи при должных усилиях — парфюма. В этот вечер Каллен предпочел другой одеколон.

— Новый аромат? — легонько проведя носом по его щеке, зову я. Гладковыбритая кожа теплая, согревает. Я не люблю, когда он отращивает щетину.

Эдвард, похоже, немного тушуется.

— Каспиан предложил. Мне показалось, на сегодня подойдет.

— Цветочный…

— Орехово-цветочный. Намешали какой-то ерунды, — он закатывает глаза, говоря побыстрее от того, что нервничает, — я не знаю состава.

— Хорошо пахнет, — успокаиваю, не желая селить в нем сомнения, — Каспиан знает толк в запахах.

— Мне твой нравится больше, — заверяет Эдвард. Не потому, что надо, не потому, что боится расстроить меня. Исключительно честен. Действительно так считает.

— Я его всего лишь купила, но все равно спасибо. Значит, разбираюсь в картонных упаковках.

— Ты разбираешься во мне, — с обожанием произносит муж, ослепительно мне улыбнувшись, — и поэтому всегда с точностью знаешь, что мне нужно.

— Ну точно льстец, — капельку покраснев, шепчу я.

— Тогда открою тебе еще одну тайну, Белла, — ты великолепно выглядишь.

Эдвард с искренним восхищением оглядывает мое длинное бордовое платье в пол, с достаточно глубоким, но не слишком открытым, далеко не вызывающим декольте и рукавами в три четверти. Своего череда в дополнение к нему ждут черные перчатки, но их следует искать в самой спальне. А судя по глазам мужа, если мы доберемся туда, то до гостей уже точно не дойдем.

— Все для успеха мужниной компании, — по-деловому заверяю я, но все же делаю шаг назад и демонстрирую ему наряд целиком. Два закрытых кружевами выреза возле ребер, оборка на поясе и исключительной работы ручная вышивка на подоле. Колониальная эпоха. Ее превосходительство, инфанта. Каспиан сказал, что наши гости оценят такое историческое сравнение.


Еще от автора AlshBetta
У меня есть жизнь

Сочельник, восемь часов вечера, загородная трасса, страшная пурга и собачий холод. Эдвард Каллен лениво смотрит на снежные пейзажи за окном, раздумывая над тем, как оттянуть возвращение домой еще хотя бы на час… что случится, если на забытом Богом елочном базаре он захочет приобрести колючую зеленую красавицу?


Нарисованные линии

Все беды в нашей жизни уготованыИ никому из нас судьбы не избежать.Но, думаю, никто не станет возражать,Когда скажу, что линии событий нарисованы,И каждому из нас любовью под силу их стирать.


Последняя грань

Люди часто доходят до последней грани. Люди редко соглашаются эту грань признать. Небольшая история о том, что даже на краю мира, одной ногой стоя над пропастью, можно найти причину остановиться и продолжать жить.


Созидая на краю рая

Ради спасения горячо любимого сына, Белла Мейсен идет на сделку с неизвестным никому Эдвардом Калленом, грозящим превратить её жизнь в кошмар. Только вот на деле выходит, что любовь и забота молодой девушки требуется не только маленькому мальчику, но и взрослому мужчине, так и оставшемуся ребенком.


Русская

В жизни 19-летней Беллы Свон главное место занимают выпивка, «травка» и слепая привязанность к депрессивному музыканту Джасперу Хейлу. Правда, длится все это ровно до тех пор, пока бог знает откуда взявшийся Эдвард Каллен — альтруист до мозга костей, положивший на алтарь благого дела всю свою жизнь — зачем-то не решает увезти ее из Америки! И не куда-нибудь, а на самый край земли — в неизведанную, чужую и страшно холодную страну — в Россию…Примечания автора:Все фразы, произнесенные героями по-русски, будут выделены жирным начертанием.Все остальные невыделенные фразы текста произнесены на английском.Капельку жаргонизма и ненормативной лексики — без них образы не будут полными.


Hvalfanger / Китобой

Поистине ледяной китобой Сигмундур однажды спасает на корабельной базе странную девушку с не менее странным именем. Причудливой волею судьбы им приходится делить его лачугу в одну из самых суровых весен в истории Гренландии. А все ли ледники тают?..


Рекомендуем почитать
Как он не научился играть на гитаре

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки благодарного человека Адама Айнзаама

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Осенью мы уйдем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов

Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.