Злые пьесы - [6]
2-й полицейский: Удрал? Может быть, на ковре-самолете?
2-й полицейский подносит Монике под нос кусок ковра. Моника вздыхает и опускает голову.
Моника: Ну, хорошо. Но виноват он, это была его идея.
2-й полицейский: Итак, инициатором был ваш возлюбленный?
Моника: Это была его идея, его. (Она указывает на Курта.) Это Курт! Тогда это был он!
1-й полицейский: Сумасшедшую в суде будете разыгрывать, может быть, там это поможет, но с нами этот номер не пройдет.
Моника: Это правда, клянусь всем, что для меня свято. Мы это сделали из-за ее пенсии. Он, нет, она — это мой муж, Куртик, а она, я хочу сказать, настоящая фрау Вирц лежит на Лаэрберге. И мы ее не убивали.
1-й полицейский: Не выводите меня из терпения, фрау Шперль. Что это значит? Здесь сидит фрау Вирц…
Моника: Да, женщина, теперь женщина, но не фрау Вирц. Когда-то это был Куртик, и если он сидит здесь, то он не может лежать на Лаэрберге. Там лежит она!
2-й полицейский: Видите, теперь вы сами сказали: если она сидит здесь, то на Лаэрберге должен быть кто-то другой.
1-й полицейский: Э, не верь таким глупостям, парень! Знаете, у меня терпения побольше. Начнем сначала. Итак, еще раз: на Лаэрберге мы нашли труп сорокалетнего мужчины.
2-й полицейский: Сколько лет было вашему мужу, фрау Шперль?
Моника (Плачет.): Нет, этого не может быть, не может быть, чтобы и труп тоже превратился…
Курт: Вы только посмотрите на нее! Теперь она получит по заслугам, эта… эта… Нет, язык не поворачивается сказать, кто она такая!
Моника: Я убью тебя, убью!
1-й полицейский (Кричит.): Успокойтесь!
Моника: Но на Лаэрберге не может быть мужчины. Да, ведь, наверное, осталось что-то от платья!
1-й полицейский: Что за платье?
Моника: Черное платье с оборками и коричневые туфли…
1-й полицейский: Итак, вы признаете, что труп на Лаэрберге был одет в женское платье?
Курт: И почтальонишку смазливого я тоже провела!
Моника: Ты дьявол! Ну уж погоди, погоди, я тебе…
1-й полицейский: Успокойтесь! Итак, что было с платьем?
Моника: Когда я вошла, она лежала тут и была одета…
2-й полицейский: Не говорите «она», это был он!
1-й полицейский: Кому пришла в голову идея надеть на него женское платье?
Моника (В отчаянии.): Оно на ней было надето! Было, понимаете?
1-й полицейский: Вот что, давайте разберемся. Вы помолчите, а то совсем запутаетесь. А я расскажу, как было дело. Платье должно было навести на ложный след, если бы мы случайно нашли труп. Неплохая идея, ведь тогда бы мы подумали, что там захоронен гомосексуалист. Но если вы думали, что нельзя отличить труп мужчины от трупа женщины, то вы очень наивны. Любой первокурсник медицинского института сможет даже спустя тысячу лет сказать, что это был мужчина. Так, а теперь идем! Парень, ты зайдешь за почтальоном?
Моника: Куртик, прошу тебя, скажи, как все было! Я сама не рада, что с тобой так получилось, но что я могла сделать? Я так любила тебя, пожалей же меня!
Курт: Она опять называет меня «Куртик»? Раньше всегда говорила: «Уважаемая госпожа». А почтальон, он задушил бедного Куртика шнуром…
Моника: Куртик! Ведь ты все-таки Куртик! Я понимаю, что ты зол на меня, но из-за этого ты не погубишь меня, я никого не убивала, тем более тебя, ты же знаешь, Куртик!
1-й полицейский: Идем, идем.
Оба полицейских выводят Монику.
Курт (Кричит им вслед.): Да, да, теперь она раскаивается! Но бедный Куртик должен быть отомщен! Она его убила, он истлел! Эта… эта гадина! Эта… шлюха! Бедный Куртик гниет в могиле, а она наслаждается жизнью! Но Господь наказал ее, шлюху, и почтальона тоже, теперь они будут знать, что нельзя было поступать так с Куртиком… Бедный Куртик…
Совершенно обессилев, содрогаясь от смеха, Курт тащится к кушетке, падает на нее, приподнимается и падает снова. Он лежит теперь так, как в начале лежала фрау Вирц. Его рука безжизненно болтается над полом.
Конец
Большой привет дяде Гансу
Пер. А. Васильева
под ред. В. Фадеева
Эрна
Мицци
Лизель
Ганс
Вилли
Томми
Анна
Терраса, на ней — увитая виноградом беседка. За столом сидят Ганс, Мицци, Вилли, Эрна и Лизель. Перед ними — сифон с вином и бокалы. Все усердно выпивают, громко и возбужденно говорят, порой перебивая и не слушая друг друга. Перед террасой сидят Томми и Анна, у их ног — портативный магнитофон, из которого несутся звуки бит-музыки.
Эрна: Ты уже сказала, что вчера мы были у Мими?
Мицци: Вы были у Мими?
Вилли: А у вас тут славненько, честное слово!
Лизель: Ну хватит вам про Мими!
Ганс: Я и вытряхнулся славненько, чтобы привести в божеский вид эту халупу.
Эрна: Не знаю, чем ей не угодила Мими.
Ганс: И должен вложить в нее еще столько же.
Лизель: Как была лживой стервой, так и осталась.
Вилли: Для уикэнда лучше не придумаешь.
Эрна: Брось. Ты не права.
Ганс: Для меня главное — покой. Понимаешь? Мне покой нужен.
Лизель: Насчет Мими можешь не распространяться, уж я-то ее знаю.
Вилли: Мне тоже.
Мицци: У Мими есть свои… Эй, Томми, сделай потише, собственного голоса не слышно.
Томми убавляет громкость, он и Анна придвигаются поближе к магнитофону.
Томми: Я балдею от «Mothers of Invention».
Анна: Неслабо поют, правда?
Ганс: Ну, выпьем, что ли! За нас!
