Место действия довольно относительное. В первом эпизоде это аудитория с кафедрой, потом кафедра убирается и помещение преобразуется в зал ресторана в небольшом провинциальном вокзале, потом в небольшую жилую кухню с умывальником, плитой и убогой мебелью.
Между эпизодами в жилой кухне действие происходит в абстрактном помещении, которую на две части разделяет стеклянная стена.
Он стоит за кафедрой в середине помещения. За его спиной несколько людей его поколения — длинноволосый мужчина, у которого на груди «прикреплен» младенец. На спине рюкзак. У женщины тоже рюкзак. Мужчина подает ленту женщине и становится на колени, чтобы женщина его легче достала и смогла завязать ленту у него на голове (он намного выше ее). Когда женщина это сделала, он поправляет ленту у нее на лбу, тогда вынимает из кармана губную гармошку и начинает играть что-то вроде колыбельной спящему младенцу и они, взявшись за руки, уходят со сцены.
Перед ним кучка молодых, Она к нему ближе всех.
Он: На этом я сегодня заканчиваю.
Он снимает свои записки с кафедры, кладет их в сумку, вешает сумку на плечо и собирается уходить.
Она: Вы пойдете в сторону центра?
Он: Да, но мы же условились говорить друг другу «ты».
Она: Тогда мы можем чуть-чуть пройтись в месте.
Он: Согласен. Ужасно хочется есть. И так всегда.
Они смеются.
Она: Здесь на углу можно купить французскую булку. Горячую ее можно кушать без ничего.
Он: Неплохая идея!
Они уходят в левую сторону сцены и через момент появляются с правой. У него в руках хлеб, Он ломает хлеб и дает кусок ей.
Он: Один мой польский коллега, он в свою очередь на лет пятнадцать старше меня, рассказывал, мне что польские студенты выдвинули лозунг: «Какие вы нам будете платить стипендии, такие мы вам будем платить пенсии.»
Она: Остроумно.
Он: Да. Потому надо отбросить любое превосходство, которое продиктовано опытом. Мы, которые интересуемся одним делом — коллеги.
Разговаривая, они опять переходят сцену, исчезают, появляются с другой стороны.
Они ломают оставшийся хлеб, садятся на землю.
Она: Я все время думаю и не могу понять, зачем ты читаешь нам эти лекции. Тебе же за это мало платят.
Он: Это очень просто. Когда видишь, что кому-то это нужно, это доставляет удовольствие.
Она: Этого мало. Должна быть еще какая-то причина.
Он: Нет. Это все. Не ужели ты этого не понимаешь?
Она: Нет. Должна быть какая-то выгода.
Он начинает смеяться.
Он: Знаешь, большинство людей хотят одновременно жить в двух трудно соединимых мирах. Духовном и материальном. Но надо выбрать один из них. Хотя бы в основном. И чем скорее ты делаешь этот выбор, тем быстрее находишь равновесие. Тебе тоже неплохо бы определиться, к которому ты хочешь принадлежать.
Она: Ты религиозный?…
Он: Да, теперь могу говорить, что да. А ты?
Она: Я верю в Бога. Я крещенная католичка.
Он: Меня крестили в лютеранской церкви. Но ощущение Бога я, наверное, сильнее всего получил от хорошей литературы. Достоевского например. Перед войной в Латвии был теолог и писатель Карлис Кундзиньш. У него была книга о Христе, она в свое время сильно повлияла на меня. Я ее читал в твоем возрасте.
Она: Эта была запретная литература?
Он: Наверняка. Но я всегда чувствовал себя свободным.
Она: А я нет. Вообще-то я немного завидую вам.
Он: Вообще то не за что.
Она: Ты недоволен собой?
Он: Нет. Но мне кажется, что другие вокруг лучше.
Она: Это тебя подавляет?
Он: Нет, даже наоборот. Я чувствую себя свободным от амбиций.
Она: А я чувствую в себе амбиции…
Он: Да, ты похожа на такую американскую девушку. С первого взгляда несколько высокомерную. Вообще-то как бы вышедшую из какого-то клипа. (Пауза). Прицепился какой-то насморк. Ну, все равно хорошо…
Она: Среди всех преподавателей ты какой-то странный…
Он: У меня в вашей группе только небольшой курс. И я такой более академичный стал только в последнее время. Когда-то я был довольно неспокойным. Я все время что-то хотел. Теперь я наконец наслаждаюсь мгновением. Игрой света. Людьми там, внизу, куском хлеба, которого мы разломали, и тем странным ощущением, что как будто что-то съедено, а на самом деле желудок обманут горячей массой… Тем, что я не стараюсь завлечь тебя, хотя это могло было быть так естественно — ты молода и, кажется, хороша собой… Я, наверное, не сумею объяснить — но это момент, когда ты вдруг чувствуешь себя бескорыстным, и смотришь в мир без вожделения…
Она: Знаешь, что я подумала, когда тебя впервые увидела? Нет, это я не могу говорить…
Он: Говори, я не обижусь.
Она: Нет, мне неловко.
Он: Я повернусь, но если ты начала, ты должна закончить.
Пауза.
Она: Ну …, я подумала, что от такого видного мужчины не может быть большого толка.
Он: О, Боже! Этого я не ожидал. Что, мне краснеть, что-ли? Я думал, что ты скажешь что-то плохое… Потому-что я не очень хороший вариант. Тебе лучше со мной не связываться.
Пауза.
Она: Ты все время был так критически настроен против себя?
Он: Нет, конвульсивно. (Пауза). Уже поздно. Ты пошла проводить меня но в конце концов получилось, что я проводил тебя.
