Нетвердая усмешка скользнула на губах Власа и бесследно растаяла.
— Мне сроку тут гостить немного более недели. Обратно на работу обязан оборочаться...
— Контрахт у тебя, — понимающе мотнул головой Василий. — Вроде как договор. Понимаю... Хорошо тебе в городе было, работенка подходящая?
Опережая отца, Филька горделиво крикнул:
— Он награжденный! Об ем в газете писали! Во!
— Ты... — улыбнулся Влас, делая слабую попытку остановить сынишку. — Расхвастался!
— Я правду говорю! — вспылил Филька.— Ты, тятя, расскажи. Пущай знает.
— Ладно, ладно! — строже сказал Влас сыну.
— Награжденный! — засветилось лицо Василия острым вниманием. — За что же это?
— Не слушай ты его, — уклонился Влас от ответа. — Чего ты с малого возьмешь!
Но вмешался Николай Петрович. Поглядывая смеющимися глазами на Медведева, он укоризненно покачал головою:
— Зачем же ты скрываешь, Влас Егорыч? Мы кое-что знаем. Премировали тебя, сказывают, за хорошую, за ударную работу на стройке.
— Что ж с того? — махнул рукою Влас.
— Отличили?! — вгляделся Василий в Медведева, словно впервые видел его. — Я радый за тебя. Настоящего человека везде отличат! Это уж как в аптеке верно.
— Выкушай, Василий Саввич, чашечку чайку, — протягивая налитую чашку, попотчевала Марья гостя. — Поддержи компанию.
Василий не отказался. Он слил горячий чай в блюдечко и, по-детски смешно вытянув губы, стал дуть, чтобы чай немного остыл.
— От чаю я не отпорен... — после нескольких глотков объяснил он, — а тут у вас выходит вроде праздника... Право слово, как праздник!
Влас снова насторожился: опять ему показалась насмешка в словах Василия. Но Василий говорил, видимо, от души. И тогда Влас нащупал на столе блюдце с конфетами, гостинцами, которые он принес из городу, и, пододвигая Василию, радушно сказал:
— Бери кисленьких. С кисленькими скусней.
За столом стало легко, повеяло согласием и дружелюбием. Отхлебывая чай с блюдца, Василий непринужденно и просто говорил обо всем, что ему приходило в голову. А Влас внимательно вслушивался в его слова и наполнялся какой-то благодарностью к нему за то, что он не лезет с расспросами, не ворошит старого.
И, выждав небольшую остановку, краткий передых в болтовне Василия, Влас встрепенулся и заговорил. Что-то подтолкнуло его изнутри, и он стал рассказывать про город, про стройку, про себя и людей, которые там его окружали. Оживление охватило его. Он сам увлекся тем, о чем рассказывал. Как бы переживая снова все, что с ним было в городе, на работе, он зажегся близкими воспоминаниями, его голос зазвучал громко и властно, он стал уверенным и что-то крепко и убежденно знающим, — таким, каким был прежде, до ухода из дому.
Его рассказ захватил всех. Особенно Фильку и Василия. Они слушали его жадно, как слушают увлекательную сказку. Насторожились и остальные.
6.
О многом рассказал Влас. О себе, о стройке, о людях. Даже о базаре, на котором его так поразила жадность мужицкая, деревенская. Вспомнив о крестьянах, торговавших разной снедью и упрямо, с какой-то затаенной злобой, словно мстя за что-то, не уступавших городским ни копейки с заломленной непомерно высокой цены, Влас в сердцах сказал:
— Рвут! Прямо последнюю шкуру с людей сдирают.
И Василий уверенно заключил:
— Единоличники, которые вроде в кулаках да в подкулачниках...
О многом рассказал Влас. Но на одном осекся, замялся. Вдруг стало неловко и вроде как будто стыдно рассказывать о встречах с Некипеловым. И потому Влас сразу оборвал свои рассказы и нахмурился.
Но неугомонный Василий поразил, словно ударил:
— А ты там, Влас Егорыч, невзначай не натакался на след Некипелова Никаношки? — с веселой догадкой спросил он.
Влас ответил не сразу. Горячей волной удалила кровь в его голову: вот-вот оборвет, срежет бранным, злым словом бывшего балахонского жителя. Но, сдержавшись и потушив в себе ненужный и беспричинный гнев, он немного хрипло и приглушенно признался:
— Было дело... Раза два попадался он мне. Встречал.
— Да ну!?.. — оживились кругом и придвинулись потеснее к Власу. И даже Зинаида бросила свое что-то, домашнее, и насторожилась, услыхав последние слова отца.
— Встречал... — повторил Влас и с тоскою подумал о том, что, выходит, как будто и зазорно, что были у него эти встречи с опороченным человеком.
— Он сбежавши, — напомнил Василий. — Ему бы надо у чорта на куличках пребывать. А он ловчило! Ходит себе по городу, красуется! И Петька его там где-то обосновался... Не берет никакая кумуха кулацкую породу.
Влас почесал щеку и оглянулся. Марья поймала его взгляд и вдруг смело напомнила:
— Ты, Влас Егорыч, устал, поди, с дороги. А вечеру-то вон сколько, ночь!
Поняв намек, гости шумно поднялись с мест. Николай Петрович весело кивнул головой:
— Всамделе, отдохнуть надо хозяину. Да и нам поутру раненько надо за работу.
— Ну, отдыхай, Влас Егорыч! — подхватил Василий. — Хорошо поговорили. Очень интересно. Еще поговорим, расскажешь поболее... А тут присмотрись к нашей житухе!..
Когда чужие разошлись, Марья стала поторапливать Зинаиду:
— Прибирай, дочка, со стола. Надо отцу отдых дать.
— Пожалуй, пора набоковую, — потянулся Влас. — Уморились вы? Ложитесь ведь рано.
