«Васька!» — иного имени не было у него. Васькой звали и старые и малые. И временами сам он забывал, что есть у него полное, как у каждого человека, имя. Временами странно и чудно было ему слышать редкое обращение: Василий Саввич...
Василий почуял живой дым жилья. Василий стронул с себя задумчивость, отогнал воспоминанья и гикнул на лошадь. Одноколка подпрыгнула, заскокала по неровной дороге. Запах дыма стал острее и гуще. Заимка выросла и оказалась в двух шагах.
У ворот, окруженный собаками, появился хозяин. Он выжидательно поглядел на Василия.
— Отворяй-ка! — кивнув головой, коротко сказал Василий.
— Зачем?
— Дело есть.
— Дело? — усмехнулся хозяин. — Не за хлебом ли? Поди, опять за старое!
Василий соскочил на землю.
— Дразнить хочешь? — подошел он вплотную к хозяину, и на щеках его выступили бурые пятна. — Давнишней оплошкой хотишь упрекнуть!? Ну, ну, валяй, Галкин!
— Не надо бы воровать... — проворчал Галкин, отодвигаясь в сторону: — тогды бы никто тебя не попрекал.
— Я это воровал?! — со внезапной болью и яростью крикнул Василий. — Я, што ли? Беда моя воровала!.. нужда!..
Галкин потупил глаза.
— Заводи коня во двор, — неуверенно сказал он и зло закричал на собак: — Цыть вы, лешавы!.. Цыть!..
2.
В просторной кухне от широкой печки веяло жаром. Густой запах свежеиспеченного хлеба ударил Василию в голову.
— Сыто живете! — вместо приветствия сказал он хозяйке. Высокая женщина строго и неласково взглянула на него и сказала заученное:
— Проходи-ка, гостем будешь!
Галкин, шедший молча за Василием, повесил обрывок ремня, захваченный на дворе, на спичку у двери и вытер ноги о солому, постланную у порога.
— Ну, какой я есть гость! — рассмеялся Василий, — я об обчественном деле. Не гостевать.
— Обсказывай, с каким-таким обчественным делом ты? — с беспокойством повернулся к нему Галкин.
Хозяйка ехидно протянула:
— Начальством стал?
— Не начальством, а поручение. Препоручено мне камуной. Насчет сена я, насчет кормов.
— Подыхат скотишко-то у вас в камуне?! — усмехнулся Галкин. — У добрых людей почем зря поотнимали, а выходит — ни себе, ни людям?
— Скот-то какой заграбастали: золото, а не скот! — вздохнула хозяйка и зло поглядела на Василия. — Скоро вы его на-проходь загубите?!
— Спасам! — не унывая и не поддаваясь на насмешку, возразил Василий. — Не даем погибнуть!.. Конешно, ошибка маленькая с кормами вышла, не доглядели да не досчитали. Ну, уповаем — выкрутимся! Наберем кормов!..
— Где ж это? — подозрительно и настороженно осведомился Галкин.
— А у добрых людей, у кого лишка! Вот и к тебе за этим же приехал.
— У нас! Мы что, рази, припасали его камуне? — возмутилась хозяйка. — У нас своему еле хватит. Дотягиваем силком.
— Как же еле хватит? — рассмеялся Василий, — Нехватало бы, так не продавали бы на сторону! На базар бы не возили!
Галкин насупился:
— Нужда заставила. Платежи были, налоги. Пришлось со слезами урывать от своего да продавать!
— Ну, ты урви еще маленько, — незлобиво и дружелюбно посоветовал Василий. — Урви нам. Деньгами заплотим.
— Нету у нас! — решительно заявила хозяйка, предостерегающе взглянув на мужа. — Нету, и разговаривать нечего!
Василий поднялся с лавки. Улыбка слиняла с его лица:
— Коли добром не желаете, так как бы хуже не вышло!
— Не грозись! Мы не какие-нибудь кулаки!
— С нас все взято! Мы самые законные середняки!
— Середняки-то вы середняки, — сердито проворчал Василий, — а повадки у вас похуже кулачьих!
Василий хмуро замолчал. Молчали и Галкин с женой.
Густой хлебный дух туго висел в теплом воздухе.
Галкин встрепенулся и в ответ на какие-то свои затаенные мысли громко сказал:
— Этак мужик мало-мало покрепше станет, его сразу жа и в кулаки пишут! И хто это придумал такую дурность? Никак мужику на ноги подняться неспособно теперь.
— Неспособно, говоришь? — поглядел на него насмешливо Василий. — А пошто в колхоз не идешь?
— В колхоз? А што я там забыл?
— Без нас тамока обойдутся! — поддержала Галкина жена.
— Так тебе же туго, говоришь! — глумливо продолжал Василий. — Ты сам сказываешь, что на ноги тебе подняться неспособно, — ну, пошто же ты не бросишь волынку свою да не пойдешь совместно с прочими, примерно, в колхоз?
— Ищи других дураков! — заносчиво вскинулся Галкин.
— Думаешь, в колхоз одни дураки идут? — прищурился хитро и выжидательно Василий.
— Конешно, не одни дураки, а и гольтепа да лодыри...
— Вроде будто тебя, Василий! — уколола Василия хозяйка.
— Не спорю! — вскипел Василий, и яркие пятна пошли по его желтому нездоровому лицу, — нисколечка не спорю! Был гольтепой, самым последним был. Вот ты давеча меня еще и пуще попрекнул!.. Был! А отчего был?.. Эх, и не стоит тебе объяснять!.. А вот теперь я полный человек. И тебе со мной разговор доводится иметь... по обчественному делу разговор! А ране-то разве ты на это самое пошел бы, чтобы с балахонским самым последним человеком как с ровней разговаривать? Да ты бы и слушать меня не стал!.. Понял ты, какая это есть штуковина камуна, колхоз? Понял?
Угрюмо и насупленно молчали Галкин и хозяйка. Молчание их было озлобленное и хмурое. Василий поглядел на них, сердце у него отошло, и, довольный сам собою, он усмехнулся:
