Жизнь Бетховена - [116]

Шрифт
Интервал

* * *

Помимо музыкантов, лучшие писатели и художники в свою очередь отдавали почести автору симфоний.

Мог ли не прославить его одним из первых Николаус Ленау, с его нежной и смятенной душой, его страстью к свободной природе, преданностью человечеству? Посвященное Бетховену произведение Ленау[130] было, возможно, написано в 1838 году, в том самом году, когда поэт получил в дар от Густава фон Франка бюст Бетховена; передают, что изображение это, вместе с чучелом ястреба и черепом, украшало комнату Ленау в Вене.

Как-то под вечер я грустный
Брел домой в пустую келью,
Отворил — и свет увидел,
Звавший скорбного к веселью.
То любви орлиным взором
Цель нашел мой друг заветный,
Чтобы кинуть луч надежды
В тьму печали беспросветной.
Да, я бюст его увидел, —
Дух, кому нет равных в мире,
Гор заоблачных он выше,
Моря глубже он и шире.
Буря, воющая в Альпах,
Шторм, ревущий в океане.
И бетховенское сердце —
Звук в священном урагане, —
В них оплот я обретаю
Для борьбы с судьбой гнетущей,
Для того, чтобы с улыбкой
Встретить гибель райских кущей.
Я люблю и отрекаюсь,
Я блаженной смертью скован,
Рвусь без ненависти в битву,
Слыша скорбь твою, Бетховен.
Если песнь твоя ликует,
Искрясь жизнью, полной силы,
Тот восторг дионисийский
Раскрывает все могилы.
Если гневается песня.
Это гнев святого боя:
Перед волей человека
Ад бежит, от страха воя.
Ходят волны, брызжут волны,
Спад и всплеск, и шелест пенный.
То не море ль, мир объемля,
О любви поет священной?
Иль на раковине пестрой
Пляшут эльфов вереницы?
Иль в ветвях кораллов грезят
Неродившиеся птицы?
Чу! Все тише! Эти звуки
Ты подслушал в час весенний.
Ими первый сон младенца
Овевал природы гений.
Он лучи луны, как струны,
Натянул в горах над бездной.
И во тьме земной в кристаллы
Обратил их ритм железный.
И, покорны чарам дивным,
Расцветают роз бутоны,
Журавли несутся к югу,
Слыша бурь осенних стоны.
О, судьба Кориолана!
Где борьбы и злобы муки?
Как надломленны и скорбны
Завершающие звуки!
Он, так буйно все поправший
В заблуждении высоком,
Опустил глаза бессильно,
Побежденный мстящим роком!
Обречен! И вот стоит он,
Буре скорбных дум внимая,
Благородный лик героя
Омрачила скорбь немая.
Чу! Рубеж времен — я слышу
В хоре звуков раздвоенье.
После битв и горя людям
В нем сияет примиренье.
В бурном трепете симфоний,
В блеске вихря их святого,
Вижу, Зевс летит на туче
Кровь стереть с чела Христова.
Слышу зов любви великой,
Зов, ко всем сердцам летящий,
Чтобы старый мир и новый
Слить в один, непреходящий.

Много лет спустя Рихард Демель подхватил эту последнюю мысль Ленау, сочетая с ней имя Бетховена в своей поэме «Иисус и Психея».

* * *

Вслед за Берлиозом от имени Франции воздают почести Бетховену Жорж Санд и Ламенне, Бальзак и Делакруа. Бальзак отомстил за Бетховена Россини и Стендалю.

Вспомните окончание «Цезаря Биротто»! Когда «герой коммерческой честности» вошел в свой бывший дом на улице Сент-Оноре, когда он увидел друзей, жену в платье вишневого бархата, виконта де Ванденеса и знаменитого Воклена, волнение вдруг охватило его. «Внезапно, — пишет Бальзак, — в его голосе, в его сердце зазвучал героический финал великой симфонии Бетховена. Эта идеальная музыка заблистала, заискрилась на все лады, запела трубными звуками в его усталом мозгу, для которого это должно было стать трагическим финалом». Одним из основных эпизодов любопытной повести «Гамбара» — Бальзак впервые опубликовал ее в «Revue et Gazette musicale de Paris» в 1837 году и посвятил своему другу маркизу де Беллуа — писатель делает пространную музыкальную дискуссию. Один из персонажей, Андреа, утверждает, что Бетховен, еще не понятый, «раздвинул границы инструментальной музыки и что никто не следовал за ним по его пути», раскрывает построение его сочинений, оспаривает европейскую славу Россини и итальянской музыки. «Эти однообразные обороты, банальность кадансов, бесконечные фиоритуры, случайные, вне связи со сценическими положениями, монотонные crescendo, введенные в моду Россини и в наши дни являющиеся составной частью любого произведения; словом, все эти соловьиные рулады образуют какую-то болтливую, пустословную, надушенную музыку, обладающую лишь тем достоинством, что она более или менее удобна и легка для вокального исполнения. Итальянская школа упустила из виду высокое предназначение искусства. Вместо того чтобы поднять толпу к высотам искусства, она опустилась до уровня толпы; она завоевала себе славу лишь потому, что принимала одобрения, откуда бы они ни исходили, обращаясь к умам заурядным, составляющим большинство…

Я уж предпочитаю французскую музыку, и этим все сказано. Да здравствует немецкая музыка!.. когда она умеет петь», — добавил он тихо. Итальянскому сенсуализму граф Андреа предпочитает немецкий идеализм. Помимо того, изложив в этой повести математические законы, на которых основывается гармония, Бальзак возвещает в будущем различные открытия, которые частью осуществились. «Чего мы только не достигнем, если откроем физические законы, в силу которых (поймите это правильно) мы соберем в большем или меньшем количестве, сообразно с искомой величиной, некую эфирную субстанцию, распространенную в воздухе, которая порождает музыку, подобно тому как свет дает жизнь растительному и животному миру! Понятно ли это вам? Новые законы эти вооружили бы композитора новыми возможностями, предоставив ему инструменты, превосходящие современные, и быть может, гармонию, величественную по сравнению с той, что повелевает музыкой в наши дни».


Еще от автора Эдуард Эррио
Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

Имя Эдуарда Эррио хорошо известно советским читателям. Видный французский политический и общественный деятель, бывший многократно главой правительства и министром Третьей республики, почетный председатель Национального собрания в Четвертой республике, лидер Республиканской партии радикалов и радикал-социалистов, член Французской академии, эрудит и тонкий знаток французской и мировой культуры, Эдуард Эррио пользовался заслуженным признанием и широкой известностью не только на своей родине, но и далеко за ее пределами.


Рекомендуем почитать
«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников

Издание посвящено одному из самых ярких периодов истории МГПИ-МПГУ – 1950–1960-м годам ХХ века. Это время, когда в институте учились Ю. Визбор, П. Фоменко, Ю. Ким, А. Якушева, В. Лукин и другие выдающиеся представители современной литературы, искусства, журналистики. Об истоках их творчества, о непростых судьбах рассказывается в этой книге.


Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи

Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.


Почему Боуи важен

Дэвид Джонс навсегда останется в истории поп-культуры как самый переменчивый ее герой. Дэвид Боуи, Зигги Стардаст, Аладдин Сэйн, Изможденный Белый Герцог – лишь несколько из его имен и обличий. Но кем он был на самом деле? Какая логика стоит за чередой образов и альбомов? Какие подсказки к его судьбе скрывают улицы родного Бромли, английский кинематограф и тексты Михаила Бахтина и Жиля Делёза? Британский профессор культурологии (и преданный поклонник) Уилл Брукер изучил творчество артиста и провел необычный эксперимент: за один год он «прожил» карьеру Дэвида Боуи, подражая ему вплоть до мелочей, чтобы лучше понять мотивации и характер вечного хамелеона.


Иоганн Себастьян Бах

Автор в живой, увлекательной форме рассказывает о жизни и творчестве великого немецкого композитора XVIII века Иоганна Себастьяна Баха. Предназначается для широких кругов любителей музыки.


Вольфганг Амадей Моцарт

Автор книги — известный музыковед и филолог — рассказывает о жизни великого австрийского композитора, хотя и короткой, но наполненной важными и интересными событиями, о его творчестве, истории создания наиболее известных его произведений. Предназначается для широкого круга любителей музыки.


Николай Вавилов

Немногим в истории мировой науки довелось пережить столь тяжкие испытания за свои убеждения, как нашему современнику — советскому исследователю растительного царства планеты и одному из основоположников генетики Николаю Вавилову. Его доброе имя и его научное наследие, известное во всем просвещенном мире, еще полстолетия назад было под запретом в Стране Советов, которой он отдал свой талант и подарил крупнейшую в мире коллекцию растений. Сегодня получили огласку многие факты жизни и гибели Н. И. Вавилова — они нашли достойное место на страницах этой книги.