Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки - [45]

– Вот выйдем на большак, может, нам подфартит: кто-нибудь подвезет, а то у меня уже соль на спине, – сказала мама.

Мы поминутно останавливались от усталости. Мама с козочкой на загривке, рядом я босая, мы еле-еле ползли по дороге. Мимо во весь дух пронеслась лошадь, на телеге сидела одна баба. Вдруг лошадь остановилась. Мы поняли: она ждет нас.

– Сидайте туточки, а то вы притомилися. Домчу.

То была женщина с далекой Кумарьи. В ее разговоре чувствовался свой, еще не забытый говор. Все разместились на большой плоской телеге. Козочка неожиданно притихла. Я радовалась, что скоро доедем, и разглядывала на небе облако, похожее на нашего лихого коня. Справа от дороги росли в низине ивы, и встречный ветерок легко завивал ивовые тонкие косы. Возница гнала лошадь во всю прыть, она спешила. Впереди неслась прямо на нас легковушка. Дорога была узкая, точнее, дорог в ту пору никаких не было. Лошадь испугалась рева машины и рванулась в сторону. Телега на ухабе наклонилась и вмиг свалилась на бок. Все произошло так быстро, что никто не успел опомниться.

Мама разом скатилась с телеги и встала резко на ноги, я кубарем полетела куда-то вниз, козочка издала истошный крик: у нее краем телеги придавило ножку. Машина быстро промчалась, возница резко натянула вожжи, лошадь остановилась. Крепкая, высокая, здоровая баба одним махом двумя руками отметнула телегу на дорогу! Козочка непрерывно мякала: ножка ее была сломана. Женщина оправдывалась: лошадь машин боится, непривычная она к ним.

– Садитесь, не боитеся, нихай доедем. Куды вам топерь диватися, тильки со мною. По неволе стали друга.

Мы снова уселись на телегу.

– Вот ведь как бывает, Таня: не рад, да готов. А ты держи вожжи крепче, не выпускай из рук, а то захлеснешь всех.

Перед мостом у Ленска лошадь вдруг встала как вкопанная: ни туда ни сюда.

– Надо нам убираться с телеги, пока живы, а то завалит она нас под мост, хоть силы у бабы немереные, – шепнула мне мама.

По доброй воле мы слезли с телеги и поплелись по своей деревне. Козочка жалобно блеяла, наши сердца обливались кровью, мы с мамой плакали от жалости. Доплелись домой, привели ветеринара. Козочку назвали Майкой оттого, что намаялась она в дороге. К молоку привыкли, ее полюбили, но наша страдалица стала бодливой.

– Это она осерчала на род людской, а во всем виновата эта сполошная баба. Будь она неладная, тресья! Хорошо, что в кучке остались, а не по частям. Неуж не видишь, Лиза, едет не баба – зверь. Гонит на всех парусах. Они – самоходы, люди бесшабашные, для них законы не писаны. Не зря ведь у них самая ходовая пословица: терпи, казак, – атаманом будешь. Вот они и есть настоящие атаманы: ни Бога, ни черта, ни начальства не боятся. Спрятались по лесам и живут себе, в ус не дуют.

Тут надо заметить, что самоходами у нас называли тех, кто пришли в наши края сами из разных мест России после Столыпинской реформы (1905 г.), кто за клочком земли, кто за счастьем.

Каждое утро коз переправляла на пароме на другую сторону реки бабушка Елена Самойловна: худая, жилистая старуха с сиплым голосом. Осипла она в молодости, когда напилась с жару ледяной воды. Пока козочка была маленькая, я привязывала ее за веревочку к деревянному колышку, вбитому в землю за селом, и доглядывала за ней. К концу лета она подросла и тогда попала на попечение бабы Лены. Мама радовалась:

– Вот вырастим козочку, станет она молочко приносить, и тогда я «наплюю богачу – свою рожь молочу», а ты быстрее будешь расти, и цыпушкой перестанут дразнить.

– Мама, а сейчас нет ни бедных, ни богатых. Все равны.

– Где это тебе скуковали?

– В школе.

– Есть и бедные, и богатые.

– Тогда мы – бедные.

– Бедные, да честные.

Этими словами мама гордилась и утешалась.

Село после войны осиротело мужчинами, а те, кто вернулись, были калеки или контуженные. Одной женщине держать корову было не по силам, поэтому в то время многие держали коз.

В конце лета я ходила помогать маме. Августовским днем мы договорились, что я побегу к ней с хлебушком на шишкинскую поскотину. Выбежала за село и пошла знакомой тропкой. Вскоре впереди показались стада. Там моя мама. Я побежала, и ветерок, как нежный поцелуй, ласкал мои щеки. Тут я заметила, что смешались два стада. Это произошло случайно, их никогда не смешивают из-за боязни боя быков. Бык в любом стаде – фигура центральная. Его тщательно отбирают, откармливают, холят, и вырастает он важным и даже, на неопытный взгляд, медлительным. В стаде ведет себя невозмутимо и обособленно, но это обманчивое мнение, если внимательно присмотреться. Это он ведет все стадо за собой.

Я подошла ближе и увидела, что быки сошлись в поединке. Сначала мне показалось, что они безобидно бодаются. Быки крепкими головами упирались друг в друга. За свое стадо каждый готов постоять.

– Чё будем делать, Лизуха? – спросил шишкинский пастух.

Мама ответила твердо:

– Я с нашим быком не справлюсь. С ним никто и дома не может справиться, если он в гневе, кроме коровницы Феклы Ивановны. Беги за ней, Таня, в деревню, а то, если худое чё случится, меня сразу без суда запечатают на долгие годы в тюрьму.

Я помчалась обратно во весь дух. Фекла Ивановна была на ферме. Она взяла, что положено, мы сели на телегу.