Жернова. 1918–1953. За огненным валом - [20]
— Не только с литовскими, но и с отрядами польской армии крайовой, товарищ генерал, — уточнил подполковник.
— Да, и с ними тоже. Такая же обстановка и на Украине. Но я не затем пригласил вас к себе, чтобы лишний раз повторить известные вам факты. Командование Красной армии и лично товарищ Сталин поставили перед партизанским движением Белоруссии и Украины новую задачу: противостоять националистическим бандам, действующим в тылах нашей армии. Решено из бывших партизан призывного возраста организовать несколько отрядов, которые, используя свой богатый опыт партизанской борьбы, нанесут сокрушительное поражение националистическим бандам совместно с пограничниками и войсками НКВД. Для осуществления этой задачи в район действия вашего погранотряда в ближайшие дни прибудет… я бы сказал: вторгнется партизанский отряд под командованием майора НКВД Полозова. Отряд укомплектован закаленными бойцами, имеющими трехлетний опыт борьбы с оккупантами и националистическими бандами. К тому же бойцы отряда прошли специальную подготовку и хорошо вооружены. Вам, Александр Петрович, надо будет побывать в лагере этого отряда, встретиться с его командиром, уточнить маршруты движения партизан к границе и задачи по ликвидации бандгрупп. Вы сами имеете опыт партизанской борьбы, вам не надо рассказывать, что это такое. А моя задача в качестве представителя штаба партизанского движения при фронтовом командовании заключается в том, чтобы координировать ваши действия, обеспечивать отряд оружием, боеприпасами, продовольствием. Ну, и… всем остальным. Вплоть до артиллерийской и авиационной поддержки, если в том возникнет крайняя необходимость. В том числе и агентурной разведкой по линии НКВД и армейской контрразведки «Смерш». Наша армия готовится к решительному наступлению, ей предстоят тяжелые бои на территории противника, и тыл ее необходимо обезопасить от всяких неожиданностей…
Генерал отпил из стакана воды, отер полные губы чистым платком, затем нажал кнопку вызова и с заговорщицким лицом сообщил:
— Сейчас, Александр Петрович, я познакомлю вас с человеком, который будет осуществлять связь между вами, партизанским отрядом майора Полозова и штабом партизанского движения при фронтовом командовании. Это очень опытный человек, и я советую вам относиться к его рекомендациям с доверием. Во всяком случае, он очень хорошо знает тех, с кем вам приходится сталкиваться в приграничной зоне… Разумеется, — спохватился генерал, — у вас есть свое, пограничное, начальство, у вас свои задачи. Но на данном этапе, когда враги находятся как с той стороны границы, так и с этой, когда Польша представляет собой лишь поле боя, не имеющее ни своего правительства, ни соответствующих органов, осуществляющих порядок и законность, мы должны рассматривать эту территорию как тыл наших войск со всеми вытекающими отсюда задачами…
Дверь отворилась, в комнату шагнул невысокий белобрысый человек с тонким лицом и слегка крючковатым носом, одетый в потертую кожаную тужурку бурого цвета, серо-зеленые немецкие галифе и немецкие же офицерские сапоги. Он остановился у порога, смело и даже весело глянул на полковника серыми глазами, точно знал о нем что-то смешное или веселое, или считал их обоюдное положение таковым.
— Капитан Обручев, — представился вошедший, нажав на заглавное «О» своей фамилии.
— Полковник Всеношный.
— Очень рад, — произнес Обручев, пожимая руку Всеношного. — Наслышан о ваших делах, товарищ полковник, еще когда вы командовали бригадой в районе Могилев-Орша-Борисов.
— Тем лучше, — усмехнулся Всеношный. — Не надо будет рассказывать вам о моем прошлом.
— Ну а мне — о моем. Сергей Сергеевич, надо думать, вам обо мне рассказал все, что надо для первого знакомства.
— В общих чертах, — буркнул генерал: ему, судя по всему, не слишком нравилось, как капитан ведет себя по отношению к старшим по званию. Однако замечания капитану Обручеву он не сделал, и полковник Всеношный подумал, что этот Обручев — еще та птица.
К вечеру того же дня полковник Всеношный и капитан Обручев, выехав из Гродно в сопровождении взвода автоматчиков, добрались до района Друскининкая, где в густом сосновом бору расположился лагерем партизанский отряд майора Полозова. Еще до временной стоянки отряда было километра три-четыре, а их уже остановила первая застава, затем еще две, спрашивали пароль и только тогда пропускали дальше. Сам отряд занимал небольшую возвышенность, примыкающую к Неману, огородив себя телегами на манер запорожских казаков. Горели в распадках костры, в котлах булькало варево, пахло мясной тушенкой и горохом.
— По одному этому запаху американских консервов вас сразу же расшифруют, — заметил Всеношный, едва познакомившись с майором Полозовым, одетым так же, как и капитан Обручев.
— Не расшифруют, — усмехнулся майор, и на широком его лице отразилось такое презрение к будущему противнику, точно они не заслуживали даже права называться таковыми. — По данным нашей разведки ближайший отряд литовского легиона… или как там его? — расположен в десяти километрах отсюда на той стороне Немана. Сюда им соваться опасно: в Друскининкае стоит наша саперная часть, учебный батальон и госпиталь со своей охраной, а по соседству развернута дивизия дальнобойной артиллерии РГК. Здесь вообще много наших частей. Фронт, судя по всему, скоро двинется вперед, и вот тогда-то и начнется основная наша работа. А пока нам приказано занять вот этот район, — ткнул он прутиком в карту-трехкилометровку северо-западнее Друскининкая. — Здесь места глухие, озерные и болотные, отсюда можно контролировать как железную дорогу, так и шоссе, ведущие на Вильнюс и Каунас.
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
«…Тридцать седьмой год начался снегопадом. Снег шел — с небольшими перерывами — почти два месяца, завалил улицы, дома, дороги, поля и леса. Метели и бураны в иных местах останавливали поезда. На расчистку дорог бросали армию и население. За январь и февраль почти ни одного солнечного дня. На московских улицах из-за сугробов не видно прохожих, разве что шапка маячит какого-нибудь особенно рослого гражданина. Со страхом ждали ранней весны и большого половодья. Не только крестьяне. Горожане, еще не забывшие деревенских примет, задирали вверх головы и, следя за низко ползущими облаками, пытались предсказывать будущий урожай и даже возможные изменения в жизни страны…».
«…Яков Саулович улыбнулся своим воспоминаниям улыбкой трехлетнего ребенка и ласково посмотрел в лицо Григорию Евсеевичу. Он не мог смотреть на Зиновьева неласково, потому что этот надутый и высокомерный тип, власть которого над людьми когда-то казалась незыблемой и безграничной, умудрился эту власть растерять и впасть в полнейшее ничтожество. Его главной ошибкой, а лучше сказать — преступлением, было то, что он не распространил красный террор во времени и пространстве, ограничившись несколькими сотнями представителей некогда высшего петербургского общества.
"Снаружи ударили в рельс, и если бы люди не ждали этого сигнала, они бы его и не расслышали: настолько он был тих и лишен всяких полутонов, будто, продираясь по узкому штреку, ободрал бока об острые выступы и сосульки, осип от холода вечной мерзлоты, или там, снаружи, били не в звонкое железо, а кость о кость. И все-таки звук сигнала об окончании работы достиг уха людей, люди разогнулись, выпустили из рук лопаты и кайла — не догрузив, не докопав, не вынув лопат из отвалов породы, словно руки их сразу же ослабели и потеряли способность к работе.
"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…".