Жернова. 1918–1953.  Двойная жизнь

Жернова. 1918–1953. Двойная жизнь

"Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово…"

Жанр: Историческая проза
Серия: Жернова №3
Всего страниц: 194
ISBN: -
Год издания: 2017
Формат: Полный

Жернова. 1918–1953. Двойная жизнь читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Часть 9

Глава 1

Шестого ноября 1932 года Сталин, сразу же после традиционного торжественного заседания в Доме Союзов, посвященного пятнадцатой годовщине Октября, посмотрел лишь несколько номеров праздничного концерта и где-то посредине песни про соколов ясных, из которых «один сокол — Ленин, другой сокол — Сталин», тихонько покинул свою ложу и, не заезжая в Кремль, отправился на дачу в Зубалово.

Он чувствовал себя уставшим и раздраженным. Ему казалось, что он что-то упустил, проглядел, вовремя не потребовал, не спросил, и в эти самые минуты где-то зреет новый заговор против политики партии, следовательно, лично против товарища Сталина. Он с трудом удержался, чтобы не заехать в Кремль, где днюет и ночует Поскребышев, вызвать туда Менжинского или Ежова, выпытать у них последние данные — самые последние, которые они держат про запас… Один на один, под его проникновенным взглядом, они выложат все.

Но Сталин преодолел искушение и на вопросительный взгляд начальника охраны, сидящего впереди рядом с шофером, тонко чувствующего изменчивость настроения Сталина, махнул рукой в сторону улицы Горького и прикрыл глаза.

И тотчас в ушах Сталина зазвучали славословия в его адрес с трибуны торжественного заседания, заговорили немыми голосами заголовки газетных статей, плавно переливаясь в стройное звучание песен и кантат праздничного концерта…

Укрепление авторитета Генерального секретаря партии, разумеется, необходимо, но совершенно не нужно лично товарищу Сталину, не нужно его честолюбию, которое удовлетворяется не словами, а делами, — а с делами как раз не так уж и хорошо. Зато все эти величания товарища Сталина нужны народу, обязанному верить своему вождю, как богу, и стоять на его стороне неколебимо в борьбе с врагами партии и товарища Сталина. И работать, работать, работать…

Но народ… Народ часто не понимает, где правда, а где ложь, он доходит до этого понимания лишь тогда, когда видит вполне завершенное дело, за которое сам же и заплатил курганами трупов, реками пота и крови. Так было при Петре, когда тот, укрепив свою власть и государство, разгромил шведов и утвердился на Балтике; так было при Иване Грозном, когда он, прекратив боярское своеволие, окончательно сломил и подчинил себе некогда могущественные татарские ханства.

С одной стороны, славят, думал Сталин, откинувшись на спинку сидения автомобиля, а с другой — составляют заговоры, плетут интриги; с одной стороны, Бухарин называет товарища Сталина Чингисханом, пытающимся раздавить завоевания социалистической революции, с другой — тот же Бухарин на прошедшем пленуме ЦК ВКП(б) превозносил прозорливость Сталина в вопросах индустриализации и коллективизации и привычно каялся в совершенных ошибках.

А тут еще заговоры Сырцова и Рютина…

Ну, с Сырцовым — черт с ним! — еще можно как-то смириться: испугался трудностей, ответственности, решил все свалить на товарища Сталина… А вот Рютин, секретарь Московского комитета партии, которого Сталин поднял до члена ЦК лишь за решительность, проявленную при разгоне оппозиции в ноябре двадцать седьмого года, — этот-то с какого рожна? Казалось, исполненный благодарности, Рютин должен во всем следовать линии товарища Сталина, а он… он замахнулся не только на саму политику партии, но и в открытую заявил, что товарища Сталина необходимо устранить физически, ибо он стал тормозом на пути дальнейшего развития революционного процесса… Программки рассылал членам ЦК, как во времена Ивана Грозного бояре пересылались воровскими подметными письмами, чтобы сохранить свои, боярские, вольности и право растаскивать Россию по удельным вотчинам. И правильно делал царь Иван, что рубил им головы…

"Сохранить вольности и право растаскивать Россию по удельным вотчинам…"

Так ведь нечто подобное происходит и сейчас! Местные партийные группировки, объединяющие все структуры местной власти — вплоть до НКВД и ОГПУ, чувствуют себя этакими удельными князьками, усевшимися на «кормление» с подвластных им вотчин. Отсюда препоны, возникающие при проведении в жизнь решений партсъездов, отсюда бюрократизм, волокита, кумовство, разбазаривание средств не по назначению, — все то же самое, что и при Иване Грозном.

Бюрократия! Именно она и есть та опасность для существования советской власти, о которой предупреждал Ленин. С одной стороны, бюрократия, поддерживающая товарища Сталина в борьбе с оппозицией, с другой — та же бюрократия, использующая оппозицию в борьбе с товарищем Сталиным… за еще большие привилегии.

Кстати, о том же в своих статьях пишет и Троцкий, сидящий на Принцевых островах: мол, советская бюрократия, созданная и выпестованная Сталиным, постепенно превращается в класс, хотя еще и не владеющий средствами производства и капиталами, но распоряжающийся ими практически бесконтрольно, класс, который при определенных условиях может превратиться в класс собственников и реставрировать капитализм. Если учесть, что среди руководящих деятелей партии и государства чуть ли ни большинство составляют бывшие меньшевики, бундовцы и эсэры, которые после Февральской революции во всем следовали за русской буржуазией, сами мечтали стать собственниками, а многие и были таковыми, особенно среди евреев, то перспектива реставрации капитализма не такая уж утопия.


Еще от автора Виктор Васильевич Мануйлов
Жернова. 1918–1953. После урагана

«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.


Жернова. 1918–1953. Обреченность

«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.


Жернова. 1918–1953.  Москва – Берлин – Березники

«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».


Жернова. 1918-1953. Вторжение

«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.


Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…


Жернова. 1918–1953

«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».


Рекомендуем почитать
Жестокое время Тюдоров

Сверкающее роскошью правление Генриха VIII Тюдора, короля «Синей бороды», на деле стоило жизни многим его подданным, как аристократам, так и совсем незнатным людям, которым приходилось выбирать между плахой и костром. И вовсе незавидная судьба ожидала женщин, на которых падал благосклонный взгляд всесильного монарха. Но самым опасным для жизни было в стране положение королевы. От них он избавлялся легко, и никто не знал, когда могучему Генриху вздумается искать себе новую жену. Его старшая дочь, Мария, жестокостью пошла в отца.


Саммерхилл — воспитание свободой

Выдающийся английский педагог XX в. Александр Сазерленд Нилл на страницах этой книги говорит со взрослыми — педагогами, родителями, вообще всеми, кто имеет дело с детьми, — о том, как и почему наши дети становятся «трудными» и несчастными, и о том, что мы, взрослые, обязаны сделать, чтобы этого не происходило.Книга будет особенно полезна будущим родителям и будущим педагогам — она может помочь им избежать многих трагических ошибок.


У очага любви

Элеонора Смит вполне довольна своей жизнью. У нее есть небольшая фирма, а скоро она выйдет замуж за любимого человека. Но тут появляется Роберт Керрингтон, и все круто меняется…


Поединок. Выпуск 8

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Жернова. 1918–1953. Держава

Весна тридцать девятого года проснулась в начале апреля и сразу же, без раскачки, принялась за работу: напустила на поля, леса и города теплые ветры, окропила их дождем, — и снег сразу осел, появились проталины, потекли ручьи, набухли почки, выступила вся грязь и весь мусор, всю зиму скрываемые снегом; дворники, точно после строгой комиссии райсовета, принялись ожесточенно скрести тротуары, очищая их от остатков снега и льда; в кронах деревьев загалдели грачи, первые скворцы попробовали осипшие голоса, зазеленела первая трава.


Жернова. 1918–1953.  Большая чистка

«…Тридцать седьмой год начался снегопадом. Снег шел — с небольшими перерывами — почти два месяца, завалил улицы, дома, дороги, поля и леса. Метели и бураны в иных местах останавливали поезда. На расчистку дорог бросали армию и население. За январь и февраль почти ни одного солнечного дня. На московских улицах из-за сугробов не видно прохожих, разве что шапка маячит какого-нибудь особенно рослого гражданина. Со страхом ждали ранней весны и большого половодья. Не только крестьяне. Горожане, еще не забывшие деревенских примет, задирали вверх головы и, следя за низко ползущими облаками, пытались предсказывать будущий урожай и даже возможные изменения в жизни страны…».


Жернова. 1918–1953. Старая гвардия

«…Яков Саулович улыбнулся своим воспоминаниям улыбкой трехлетнего ребенка и ласково посмотрел в лицо Григорию Евсеевичу. Он не мог смотреть на Зиновьева неласково, потому что этот надутый и высокомерный тип, власть которого над людьми когда-то казалась незыблемой и безграничной, умудрился эту власть растерять и впасть в полнейшее ничтожество. Его главной ошибкой, а лучше сказать — преступлением, было то, что он не распространил красный террор во времени и пространстве, ограничившись несколькими сотнями представителей некогда высшего петербургского общества.


Жернова. 1918–1953. Клетка

"Снаружи ударили в рельс, и если бы люди не ждали этого сигнала, они бы его и не расслышали: настолько он был тих и лишен всяких полутонов, будто, продираясь по узкому штреку, ободрал бока об острые выступы и сосульки, осип от холода вечной мерзлоты, или там, снаружи, били не в звонкое железо, а кость о кость. И все-таки звук сигнала об окончании работы достиг уха людей, люди разогнулись, выпустили из рук лопаты и кайла — не догрузив, не докопав, не вынув лопат из отвалов породы, словно руки их сразу же ослабели и потеряли способность к работе.