Жены и любовницы нацистов - [36]

Как видно, Карин занимала не только идеология. Она видела в этом и вполне земные прелести. И хотя ее нельзя назвать скупой, она всю жизнь предпочитала жить за чужой счет. Брала деньги на содержание любовника у мужа, приняла от него в подарок дом, охотно не платила в отеле. Позже, когда Геринг поднялся к вершинам власти, она охотно использовала свое положение, чтобы не утруждать себя расходами. Практически все ее желания исполнялись бесплатно.

В сочельник штурмовики СА из города Инсбрук преподнесли Герману и Карин небольшой подарок: нарядно украшенную маленькую елку, свечи на которой они украсили символическими цветами нацистов — черным, белым и красным. Герман все передвигался с помощью костылей, Карин тоже была не совсем здорова. Поэтому супружеская чета по обоюдной договоренности отказалась от взаимного обмена подарками. Новый год супруги праздновали у дирекции отеля, которые пригласили всех, кто, по словам Карин, «хочет обменяться тостами «На здоровье!» и «Хайль!» с Гитлером и Герингом». Праздновали они в столовой, где провели вечер в прекрасном настроении под немецким флагом.

Впрочем, подобные вечера были в изгнании скорее исключением, чем правилом. Карин почти все время болела, периодически даже лежала прикованная к постели. В таком виде она мало походила на активистку НСДАП, которая намеревается отдать все силы политической борьбе. Скорее, она напоминала несчастную женщину в изгнании. Она часто теряла сознание и тогда приходилось делать камфорные инъекции, чтобы привести супругу Геринга в чувство. Вскоре врачи констатировали, что у Карин наблюдаются все симптомы неизлечимой болезни сердца. После этого она потеряла всякие иллюзии по поводу своего возможного полного излечения от недугов и впала в депрессию. Герман и сам крайне тяжело перенес известие о неизлечимой болезни жены.

Карин почему-то вспомнила о бывшем супруге. Она напечатала на пишущей машинке, которую ей подарил Герман на день рождения, описание зимнего Инсбрука, который ей представлялся как «переполненная тарелка с подноса официанта», и отослала послание Нильсу фон Канцтову. Нельзя отказать в мужестве этой женщине. Даже будучи прикованной к постели, Карин пыталась оказать посильную помощь партии. Например, она старательно собирала сообщения зарубежной прессы об активистах все еще запрещенной НСДАП, многих из которых опекали ее родственники, и передавала всю информацию Адольфу Гитлеру. О возвращении в Мюнхен не могло быть и речи, что еще больше угнетало Карин Геринг. В Германии супруги Геринг были объявлены в розыск, извещения об этом, снабженные фотографиями Германа и Карин, висели на всех столбах. Стоило им только перейти границу, как арест не заставил бы себя ждать.

Герман искал любые возможности для того, чтобы вернуться. Он даже хотел стал добровольным полицейским. Для этого он разыскал курсирующего между Инсбруком и Мюнхеном адвоката партии доктора Родера, чтобы через него попросить на это разрешение фюрера. Гитлер отказал, чем отодвинул столь ожидаемую амнистию супругов на неопределенный срок. Подобное решение Адольфа Гитлера еще больше усилило и без того прогрессирующую депрессию Германа и Карин.

Но удивительное дело: депрессия по поводу своего собственного положения странным образом уживалась в Карин с гордостью за партию. В своем письме матери она одновременно жаловалась на собственное положение и хвасталась успехами партии: «Наша мюнхенская вилла конфискована, счета арестованы, забрали даже автомобиль. На меня теперь также распространяется приказ об аресте. И несмотря на все это, для Гитлера все складывается очень удачно. Его работа движется вперед как никогда раньше». Карин с гордостью сообщала о том, что они смогли сделать в Швеции для продвижения НСДАП. Выдержав удар судьбы, она уже утешала собственную семью и успокаивала их, говоря, что у нее все нормализуется. Участие в деятельности партии ее сестры Фанни приняло такие оголтело-истерические формы, что даже сама супруга Геринга как-то заявила: «Она слишком национал-социалистична для меня». Но и такая политическая ангажированность не позволяла ей забывать о своих прогрессирующих болезнях. Сердечные приступы Карин все чаще сменялись приступами ревматизма, с которыми ей было все труднее бороться.

Германа тоже беспокоило его с Карин будущее. Он не мог предсказать ход событий, поэтому просто наблюдал за их развитием и строил планы. Герман четко осознавал, что пока не закончится процесс против путчистов, среди которых был и он сам, вернуться в Германию практически невозможно. Об этом он даже писал в письме своей теще 22 февраля 1924 года: «Во время процесса (против Гитлера и остальных путчистов, который продолжался с 26 февраля по 1 апреля 1924 года) я планирую оставаться здесь, но потом, если не представится шанса вернуться в Германию, мы хотим через Италию попасть в Швецию. Так как пребывание там все еще значительно дешевле, чем везде, и прежде всего намного красивее, нежели в Австрии… Может быть, там я найду какую-нибудь работу, пока условия не позволят вернуться в Германию. Ведь я хочу вернуться только в нацистскую Германию, а не в эту еврейскую республику. Я снова буду готов к борьбе за свою родину