Женская месть - [5]

— Теперь, таких как ты, сокровищем считают. Вот отдохни, оглядись, смотришь, заведешь себе новую голубку, помоложе и покрасивше прежней. Она и полюбит, и доглядит, и душу согреет. Ты не тужи. Средь нас в одиночках не останешься, в старых девах не засидишься. Это точно говорю, — сверкнула синеглазой улыбкой и вышла во двор.

Захарий взял в руки увесистый кусок сала.

— Не поскупилась соседка! Килограмма три отвалила, да и яиц больше двух десятков. Ну, о каких деньгах с бабой говорить? Уже рассчиталась, да как щедро, — попрятал гостинцы в холодильник и, домыв полы, взялся за работу.

К сумеркам только обувку отремонтировал. Привел в порядок сапоги соседки, поставил набойки, сделал каблуки и змейку, покрасил, почистил сапоги, поставил на просушку рядом с детской обувкой, а тут Илья пришел. Настроение у человека было явно подпорчено. Хмурое лицо, плотно сжатые губы, глубокие морщины через весь лоб говорили, что сегодняшний день у человека был не из легких. Захар это понял сразу и решил не лезть с расспросами.

— Пусть от души отляжет, тогда сам расскажет, — подумал человек. Так оно и случилось.

— Не повезло сегодня. Даже там, где нужен, меня не взяли. Судимость помешала. Не поверили, не захотели взять. Сказали, мол, бывших зэков не берем. Нормальных людей полно, рисковать не будем. Теперь желающих много, первого попавшегося не принимаем!

— Во, заелись гады! А ведь и оклад вшивый! И условия не сахарные, но выделываются, корчат из себя благодетелей! Ну, я в другую контору, в экспедиторы. Там загрузка по самую макушку, сам и водитель, и грузчик, и экспедитор. Но, тоже отказали, рылом не вышел. Пошел к строителям. И снова непруха. Своих наполовину сокращают, новых не берут. Ну, хоть волком вой.

— Ты не бухти. Давай к столу садись. Мне нынче повезло, — поставил Захар яичницу, сало, нарезая хлеб. И спросил:

— Объявление в газету про меня дал?

— В три газеты, сразу с утра. Даже в «Пенсионера». Оттуда у тебя больше всех заказчиков будет. Теперь не спешат новую обувь покупать, старую ремонтируют. У людей с деньгами туго, а тут еще праздник на носу, целый Новый год. Вот и подумай, куда тянуть? Люди злые ходят. Забот много, а возможности куцые. Я и на себя объявление дал. И не одно, целых три. Может кто-нибудь позовет квартиру отремонтировать. Уж я постараюсь. Так трудно стало найти хоть какой-то заработок. А самое досадное, что народ сейчас затаился и выжидает, что будет завтра? Когда этот страх перед кризисом пройдет, черт его знает. Никто не знает, каким будет завтрашний день.

— А куда мы денемся? Будем жить! Сколько голоду пережили, переживем и изобилие!

Илья, услышав это, расхохотался громко и спросил:

— Захарий, когда наступит изобилие?

— Оно у тебя под носом! Гля, сало, яичница, картоха, хлеб! Чего еще надо?

— Даже пузыря на столе нету. Разве это изобилие?

— Эх, Илюха! Кучеряво жил, если про бутылку вспомнил. Я про нее и не помышляю, дал бы Бог хлеб на каждый день и на том великое спасибо! — услышали, как хлопнула дверь в коридоре.

— Кого-то принесло! — заспешил Захарий и, открыв дверь, впустил в дом старую Варвару, ту, какая жила через дорогу. Бабка очень редко приходила к соседям, все ковырялась возле дома на своем участке. А потому ее редко видели в лицо. Варвара была глуховатой, плохо видела, давно жила одна. Она ни к кому не ходила в гости и к себе никого не приглашала. А тут вдруг пожаловала сама.

— Проходи, Варя, попей чайку с нами. А хочешь и поужинай! — пригласил соседку к столу.

— Не-е, я чай с сахаром не пью давненько. Только с вареньем. От сахара зубы болят. Не переносят его окаянного. У меня даже тараканы от него передохли, потравились до единого. А потом и вовсе из дома ушли. Те, какие выжили, сбежали от меня к другим. Я ж после того от сахара отреклась. И тебе не советую. Хотя пришла к тебе по другой, по своей нужде. Сам ведаешь, что в город давно не хожу. Нет силы в ногах. А трамваи и автобусы не ходят в наши турлы. Вот и маемся, кто как может. И я к тебе появилась с просьбой. Почини мои бурки. Вовсе они расквасились, сплошные дырки на них объявились. А купить новые не могу. Нету нынче бурок. Не шьют их. Сапоги стоют дорого. И до магазина не доберусь.

— Варенька! Нет у меня такого материала. А тут всю наличность менять надо. Где сукно возьму? Не выпускают его нынче.

— Я дам. У меня имеется. Давно лежит без дела. Возьми и сделай, я уплачу. Не ходить же босиком по холоду, — уговаривала бабка.

— Ну, если подойдет твое сукно, попробую что- то сделать. Но, мне кажется, дешевле новые купить. Здесь, мороки ворох. Все надо перекроить, переделать. Как они будут смотреться, тоже вопрос. Что из этой затеи получится, ведь я фетровые бурки ремонтировал, в основном, подошвы. А такие, тряпочные, их и тогда не латали. Чуть появились протертыши — выбрасывали к едрене мамке.

— Ты мне не гуди пустое. Бурки почти новые. Только низ подносился. Сверху совсем целые! Зачем же враз выкидывать? А на что тогда сапожники? — возмущалась бабка.

— Ну, коль так, можно в глубокие галоши их посадить. Но уже не приляжешь в них. Оно и в избе носить несподручно. Все ж резина. Это не валенки.