Жена и дети майора милиции - [21]
Вляпалась все-таки, вклеилась в историю. Мальчик забавляется, играет в какую-то свою игру, а она должна подыгрывать. Но и деваться уже некуда. Он был жертвой. Теперь выместит на ней тот страх, какой пережил от своих врагов. Кажется, он так называл своих преследователей. И что писать в ответ? И почему под резиновый коврик четырнадцатой квартиры? Там живет хмурая старушенция, охраняет имущество хозяев квартиры, уехавших на работу в Африку. Она немедленно обнаружит послание под ковриком и вызовет милицию. Но человек ведь просит о помощи! Татьяна Павловна написала ответ.
«Юра!
У тебя есть мой телефон. Не понимаю, что за нужда в переписке. Но ты, видимо, в беде, и я не могу не ответить. Можешь рассчитывать на мою помощь, если она, конечно, в пределах моих возможностей. Звони.
Т. П.»
Она положила записку под резиновый коврик возле чужой двери и назавтра со страхом, что вдруг откроется эта дверь, приподняла этот коврик. Записка лежала как лежала. Юра не приходил. И тогда на душе у нее стало муторно: не успела, что-то случилось, он просил помощи у нее, но получить не успел. Еще три раза в этот день приподнимала она резиновый коврик. Записка лежала на месте.
А вечером раздался звонок.
— Татьяна Павловна, это я, Юра! Как поживаете?
— Не бросай трубку, — в растерянности закричала она, — куда ты пропал? Я получила твое письмо. Что случилось?
— События еще все впереди, — ответил он, — вы не могли бы сейчас выйти из дома?
Она замялась. Выходить из дома не хотелось: во-первых, поздно, во-вторых, мальчишка все-таки странный: «Привет, мадам!» Вспомнилось, что он так начал свое письмо.
— А почему ты не можешь прийти ко мне?
— Потому что у вас там народ, всякие папы, внуки, а мне надо доверить вам тайну.
Не больше, не меньше. Тайну. В положенное для тайн позднее время.
— А где ты находишься?
— Близко от вас. Прямо возле вашего подъезда.
— Хорошо. Я сейчас спущусь.
Уходя, она почти машинально приблизилась к резиновому коврику и отвернула его. Записки не было.
Все, о чем он ей поведал, было выдумкой и ерундой. Все, что следовало сделать Татьяне Павловне, — это махнуть рукой и забыть. Ну встретила странного ребенка, ну захотела из него сделать старшего друга Николаше, ну увидела, что он просто выдумщик и обманщик, ну и что? Мало мальчишек фантазеров? Просто они не встречались Татьяне Павловне, а этот встретился. Она вышла к нему тогда во двор, увидела в темноте его маленькую фигурку, заносчивую и в то же время какую-то неустойчивую, и рассердилась на себя. Мальчишке, видимо, уже давно нужна помощь, вот он и кружит возле нее, а она его опасается.
— Юра, я тебя очень прошу, скажи мне: что происходит?
— Я покидаю землю, — сказал он тихо и грустно, — я уже никогда сюда не вернусь. Но вы не забывайте меня. А вот это возьмите на память.
Он протянул ей свои часы, о которых Николаша сказал, что они большие и черные. Она не взяла их, даже завела руки за спину.
— Юра, я тебя умоляю, скажи мне правду…
— Если бы я мог, — он вздохнул и опять протянул ей часы. — Очень вас прошу: возьмите. Ровно через две недели вы услышите обо мне и будете иначе относиться к этому подарку.
— Почему через две недели?
— Потому что через две недели. Надо уважать чужие тайны, мадам.
— Но ты ведь написал, что тебе нужна моя помощь.
— Это была минутная слабость. Я колебался. Теперь это все позади. Решение принято. Я пришел попрощаться с вами.
Нет, она не могла попрощаться с ним и отпустить. Как она потом будет жить, если с ним что-то случится? Он же хотел рассказать ей все, но почему-то передумал или на самом деле не может.
— Юра, — сказала она, — я понимаю, что такое чужая тайна, но, может быть, все же попрощаемся по-человечески, все-таки навсегда расстаемся. Давай поднимемся ко мне, посидим на дорожку, поговорим.
Он согласился, но поставил одно условие:
— Только говорить будем о земном.
Она не поняла условия: конечно, о земном, кому это надо — отрываться от земли и витать в эмпиреях. Она не знала, куда он отправляется, поэтому так легко согласилась говорить о земном. Они пили чай с подсохшей, перележавшей пастилой и молчали. Татьяна Павловна первая нарушила тишину.
— Змей, по-моему, ты очень хочешь есть. Пойдем на кухню.
— Нет, — резко ответил он, — я и так нарушаю режим.
Он разжал кулак, у черных часов был зеленый циферблат. Часы показывали половину одиннадцатого.
— Когда часы остановятся, вы не меняйте батарейку. Пусть это будет от меня не полезная вещь, а просто память, дружественный знак.
Ого, какие слова.
— Тогда и от меня ты должен принять такой же знак. — Татьяна Павловна стала напряженно припоминать, что бы такое смогло сгодиться для подарка. И вспомнила: подковка. Маленькая из нержавейки подковка, которую она купила когда-то в Прибалтике и даже положила себе в кошелек, на счастье, чтобы деньги водились.
— Я буду носить это, — сказал Юра и постучал ладонью по груди.
— Тогда я поищу тебе подходящий шнурочек.
Через минуту она узнала, что провожает его в космос, что он стал участником перелета в другую галактику, откуда возврата нет.
— То есть можно будет вернуться, — сказал Юра, — но это будет через две тысячи лет. Представляете, на земле уже никого из знакомых…
