Жена и дети майора милиции - [22]

— А мама? Ты о своей маме подумал? Каково ей будет без тебя?

— Почему «без меня»? Мы летим вместе: и мама, и папа, и еще у меня сестра есть Анна. У нас семейный экипаж.

— Анна большая?

— Как ваш Николаша. В первом классе.

И ушел, унося на груди подковку на черном шнурке. Ушел, чтобы никогда уже не увидеться с нею.

7

Теперь она боялась встретить его. Шла по двору, готовая исчезнуть, провалиться, растаять, если он вдруг замаячит на горизонте. Пусть позабудется его выдумка, пусть они встретятся, когда уже можно будет о ней не вспоминать. Этому Змею, наверное, неуютно в жизни от своих выдумок. И те, что его преследовали в тот день, когда она несла яблоки, тоже, вполне возможно, «встречали» его из космоса. Интересно, носит ли он ее подковку? И тут она подумала, что вот Николаше никогда бы не пришло в голову «лететь в космос». Хорошо это или плохо? И еще Николаша никому бы не подарил свои часы. До такого дружественного знака не дорос, да и вряд ли когда-нибудь дорастет.

Прошла неделя. Змей как в воду канул. Теперь она его уже выглядывала на улицах, с надеждой, что это он, бросалась к зазвонившему телефону. А через неделю вдруг с бьющимся сердцем подошла к четырнадцатой квартире и отвернула резиновый коврик. Если бы это не было возле двери чужой квартиры, она бы потеряла сознание: под ковриком, на полу, белел сложенный вчетверо тетрадный листок. Почему-то ей показалось, что это на самом деле весточка из космоса. Но это было вполне земное признание.

«Я — преступник. Виноват во всем сам. Жизнь моя в большой опасности. Прошу спрятать дружественный знак, потому что у вас может быть обыск. Ждите дальнейших сообщений и указаний. Змей».

Она все поняла, и у нее похолодело внутри. Как надо быть осторожным в жизни, не поддаваться своим чувствам даже к ребенку. Как же она, взрослый, опытный человек, могла взять эти часы? Дорогие, модные, японские. А теперь милиция идет по следам преступления. Хорошо, если этот мальчишка действовал один, а если там банда? А во всем этом, если уж быть правдивым перед собой, виноваты эти модные интеллигентские штучки: с детьми надо обращаться как с равными, превыше дружбы ничего нет, самая замечательная дружба — это та, что с детства и до конца дней. Вот она и решила доставить на дом Николаше такую дружбу. Но Николаша оказался умней ее. Он выбрал себе в друзья прадеда, и ему достаточно. И тогда она вместо Николаши стала дружить со Змеем. Господи, да любой кретин догадался бы, что такой кличкой могут наградить только преступника!

Очень не хотелось рассказывать обо всем этом отцу. И в то же время надо было разделить с ним свою беду. А то, представить жутко, звонок и голос за дверью: «Откройте, обыск». И санкция прокурора, и ордер — все у них, у этих, за дверью, в полном порядке.

Нет, отцу она рассказать не смогла. Как бывает иногда в минуты душевного потрясения, выход подсказало собственное озарение. Надо не сидеть, дрожать и дожидаться, а смело выйти навстречу опасности. Надо идти в милицию. И если этот Юра Змеевский не очень виноват, то и ему она поможет. Опять ее заносит в эту интеллигентскую колею. Нет-нет, никому она больше помогать не будет.

8

В их районном отделении инспектором по работе с детьми был уже не очень молодой голубоглазый майор Травочкин. Татьяна Павловна как увидела его, так и подумала, что он, наверное, из-за своей фамилии да еще из-за радужно-голубых, как у куклы, глаз угодил на эту должность. Педагогических талантов у него явно не было. Ко всему этому и волноваться он не умел, и сочувствовать тоже. А Татьяне Павловне нужны были сейчас понимание и сочувствие. Она рассказала Травочкину эту историю. Умолчала только про космос.

— Я думала, надеялась, понимаете, что он будет старшим другом моему внуку Николаше.

Майор Травочкин этого не понимал и отвечал будто бы на другой вопрос.

— Значит, вы сами пригласили его в свой дом. А часы? Как часы у вас оказались?

— Мы обменялись, — старалась ему объяснить Татьяна Павловна, — это были даже не подарки, а дружественные знаки…

Она специально не стала рассказывать Травочкину о космосе, это только бы все усложнило и запутало. Травочкин попросил ее прийти завтра, а сейчас сдать часы дежурному и взять расписку.

Назавтра в кабинете майора Травочкина она увидела Юру и женщину в длинной модной юбке. Женщина сидела на стуле нога на ногу, подол юбки лежал на полу.

— Я уже тебе сказал, — майор Травочкин обращался к мальчику, — мы все выяснили, можешь идти.

Змей поднялся и спросил:

— А часы?

— Часы мы передадим, — Травочкин посмотрел на Татьяну Павловну, взглядом объясняя, кому передадут часы, — а уж дальше вы разберетесь сами.

Начиналось самое тяжелое. Змей стоял и молча смотрел на нее. Травочкин и женщина тоже молчали. Татьяна Павловна почувствовала себя виноватой, хотя никакой особой вины за собой не признавала.

— Я знала, что ты выдумщик, — сказала она мальчику, — но что за радость клепать на себя? «Я — преступник».

— Он и не такое может, — сказала женщина, — он вам не говорил, что его бабушка Герой Советского Союза? — И, не дожидаясь ответа, погрозила мальчику пальцем. — Ничего, ничего, Змеевский, на этом твои художества заканчиваются, это я тебе авторитетно обещаю.