Жемчужина, сломавшая свою раковину - [39]

Шрифт
Интервал

— Что ей нелегко с нами теперь, когда мы стали дохтар-е-джаван. И он тут же перестал кричать и принялся вышагивать по кухне — туда-сюда — и бормотать, что у него в доме полно взрослых девушек и что это неправильно.

— Что неправильно? — не поняла я.

— Ты что, никогда не слышала? Люди говорят, что нехорошо держать в отцовском доме дочерей, когда они становятся дохтар-е-джаван.

— И что полагается делать? — спросила я, предчувствуя, что ничего утешительного в ответ не услышу.

— А ты как думаешь? Их полагается выдавать замуж. Вот что он задумал! И все потому, что тебе взбрело в голову пожаловаться, как тебя, бедняжку, обделили, еды не оставили. Неужели ты всерьез думала, что если носишь штаны и каждое утро перетягиваешь грудь куском тряпки, то это что-то изменит? Ты уже не ребенок, и люди больше не станут прикидываться, что принимают тебя за мальчика. Ты ничем не отличаешься от нас — от меня и Парвин.

— Считаешь, он хочет выдать нас замуж?

— Не знаю. Он ушел из дома сразу после разговора с мамой-джан и до сих пор не возвращался. Одному Аллаху известно, что у него на уме.

Во двор вышла Парвин. Она притащила еще одну корзину постельного белья и тоже принялась развешивать его. Сестре трудно было дотягиваться до веревки, поэтому она сначала перекидывала простыню одним концом через веревку, а затем тянула ее за уголки вниз, чтобы выровнять оба края. Видя, как Парвин сражается с бельем, Шахла сделала было шаг, чтобы помочь ей, но после передумала, подхватила свою опустевшую корзину и ушла в дом. Покончив с бельем, Парвин остановилась посреди двора и, прикрыв ладонью глаза, стала смотреть в небо. Я заметила, как губы сестры шевелятся — она что-то шептала себе под нос.

На память мне пришел один разговор между мамой-джан и тетей Шаимой, который я невольно подслушала. Они думали, что все уже спят, но мне в тот вечер не спалось, я лежала с закрытыми глазами и слушала их шепот.

— Раиса, ты же понимаешь, почему так важно, чтобы девочки учились. А иначе… Подумай, что их ждет. Особенно Парвин.

— Знаю, знаю. О ней я как раз больше всего и беспокоюсь. Больше, чем о других.

— Посмотри на меня. Сколько бы мама-джан ни хлопотала на мой счет, сколько бы ни молилась, что из этого вышло? Ничего. Я одна, ни семьи, ни детей. Иногда я думаю, что хорошо, что твой муж вечно где-то болтается. Так, по крайней мере, я могу бывать у вас чаще и видеться с девочками.

— Да-да, Шаима, они любят тебя. И всегда ждут твоих историй.

— Они хорошие девочки. Однако, Раиса, взгляни правде в глаза. Оглянуться не успеешь, как тебе придется готовить их к свадьбе. Всех. Кроме Парвин. Будет большой удачей, если найдется человек, который решит посвататься к ней.

— Она красивая девочка.

— Ха, всякому своя вышивка кажется красивой! — Тетя, как обычно, ввернула одну из своих поговорок. — Ты ее мать. А люди называют ее Парвин-хромоножкой, так же как меня всегда называли Шаимой-горбуньей. И видят они в ней хромоножку. Аллах свидетель, я люблю Парвин всем сердцем, но глупо отмахиваться от фактов. Однако пока она ходит в школу, у нее будет хоть какая-то возможность вырваться из отцовского дома, где вечно висит облако опиумного дыма.

— Она будет хорошей женой. И матерью. А как она рисует! Это же настоящий дар небес, иногда мне кажется, что сам ангел водит ее рукой. Парвин с детства была особенной девочкой.

— Раиса, мужчинам не нужны особенные девочки, и ее таланты их тоже мало волнуют. Тебе ли не знать?

Мне трудно было представить Парвин замужней женщиной, впрочем, как и любую из нас. Я потеряла интерес к разговору и вскоре уснула. Мне снились девушки, одетые в платья из зеленого шелка. Сотни и сотни девушек, они карабкались на вершину горы — той, что была видна к северу от нашей деревни. Казалось, что изумрудный ручей струится по горному склону. Взобравшись на вершину, они падали с нее, одна за другой, их раскинутые в стороны руки были похожи на зеленые крылья, крылья несли их по воздуху, не давая рухнуть на землю.

Трудно было рассчитывать на то, что, живя в доме, состоящем из трех комнат, мне удастся избежать встречи с мамой-джан. Я видела ее опухшую губу, бледное лицо и грустные глаза, которые замечали раскаяние в моих глазах.

— Мама-джан… прости… мне так жаль…

— Ничего, детка, все в порядке. Во всем, что случилось, я виновата не меньше, чем ты. Смотри, что я сделала с тобой? Мне давно следовало положить этому конец…

— Мама-джан, но я не хочу…

— Боюсь, больше я не могу ни на что повлиять. Очень скоро все изменится. Ну что же, посмотрим, что приготовил нам Аллах, что за насиб[28] ждет нас всех. Твой отец действует сгоряча, да и постоянные нашептывания бабушки не ведут ни к чему хорошему.

— Как думаешь, что он предпримет? — спросила я, радуясь, что мама-джан больше не сердится на меня.

Она сидела возле стены, подложив под спину подушку, рядом, привалившись к ней всем телом, устроилась малышка Ситара. Я с трудом подавила желание усесться рядом с ними и, свернувшись калачиком, прикорнуть к маме-джан с другого бока.

— Кто знает? Мужчины — непредсказуемые создания, — с усталой покорностью вздохнула мама-джан.


Еще от автора Надя Хашими
Пока не взошла луна

Выходя замуж за нелюбимого, молодая афганка и подумать не могла, что Махмуд станет самым родным для нее человеком. Но талибы отняли у нее все: любимую работу, право свободно ходить по улицам, мужа… Ферейба вынуждена бежать из страны. Впереди тысячи километров, чужие города, нужда и холод. И необходимо решить, кто больше нуждается в матери – умирающий младенец Азиз или первенец Салим, пропавший на улицах Афин.


Рекомендуем почитать
Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.


Ковчег на острове

В предлагаемой книге Джеральд Даррелл описывает путешествие в чрезвычайно редко посещаемый район Латинской Америки. С присущим ему юмором и художественным мастерством рассказывает о занимательных происшествиях, связанных с ловлей и содержанием в неволе диких животных, сообщает массу интересных подробностей об их привычках и образе жизни.


Пионовая беседка

События, которые разворачиваются в романе, происходят в Китае в середине XVII века. Однажды в сердце юной девушки по имени Пион заглянула Любовь. Но вслед за ней пришла Смерть. И это стало для героини началом новой Жизни.


Лиловый цветок гибискуса

Отец шестнадцатилетней Камбили, героини бестселлера нигерийской писательницы Чимаманды Адичи — богатый филантроп, борец с коррупцией и фанатичный католик. Однако его любовь к Богу для жены и детей оборачивается лишь домашней тиранией, страхом и насилием. И только оказавшись в гостеприимном доме тетушки, Камбили понимает, что бывает другая любовь, другая жизнь… Уникальный лиловый куст гибискуса станет символом духовного освобождения.


Дорога в тысячу ли

1930-е годы. Дочь бедной вдовы, юная кореянка Сонджа счастлива — она любима и ждет ребенка. Правда, когда выясняется, что ее избранник женат и готов взять девушку лишь в содержанки, Сонджа от отчаяния принимает предложение молодого пастора и уезжает с ним в Японию. Она надеется на лучшее, но готова ко всему… Так начинается сага о нескольких поколениях эмигрантов — рассказ о чести, национальном достоинстве и о том, чем человек готов пожертвовать ради семьи. Роман, написанный американкой корейского происхождения Мин Чжин Ли, сразу же приобрел популярность и попал в список десяти лучших книг 2017 года по версии журнала The New York Times.