Желтый. История цвета - [49]

Шрифт
Интервал

.

Однако на исходе Средневековья оранжевый все реже воспринимается как рыжий, он становится светлее и получает полноценный хроматический статус: два этих фактора делают его гораздо привлекательнее. А когда в Европу из Азии завозят сладкий апельсин и он вытесняет горький, единственно доступный прежде вид апельсина, это значительно повышает престиж обоих – и фрукта, и его цвета. Новый цитрус с восхитительным вкусом, внешним видом и ароматом сначала попадает на стол богачей, затем получает признание как лекарство; а впоследствии его начинают выращивать в особых садах, надежно укрытых от ветра и холода, – оранжереях, которые становятся символом знатности и богатства (по этой причине летом 1789 года французские революционеры объявят им войну). А сам фрукт в иконографии Возрождения становится эмблемой красоты, любви, наслаждения, плодородия и процветания.

От популярности фрукта выигрывает и его цвет; а появление новых красящих веществ позволит окрашивать в оранжевый ткани и одежду. В самом начале XV века оранжевый станет модным цветом и останется им в течение нескольких десятилетий, по крайней мере при королевских и княжеских дворах. Конечно, красильщикам и раньше не составляло большого труда окрасить ткань в оранжевое: для этого достаточно было опустить ее в чан с красной, а затем в чан с желтой краской, на обоих этапах применяя сильную протраву; чаны с краской стояли в одном помещении, и это тоже облегчало дело. Но раньше спрос на такие тона был невелик, поэтому красить в оранжевое приходилось редко. Кроме того, европейское красильное дело со времен Античности практически не продвинулось в искусстве создания желтых и рыжевато-желтых тонов, и оранжевые ткани, выходившие из мастерских средневековых красильщиков, были тусклыми, унылыми, с коричневатым оттенком.

Все изменилось, когда в конце XIV века европейцы начали импортировать из Индии деревья семейства, которое сегодня называют цезальпиниевые. Древесина у них твердая, тяжелая, очень сухая (при возгорании она не выделяет дыма), а главное, красная, как раскаленные угли в жаровне, и обладающая высокой окрашивающей способностью. Об этом дереве знали еще в Древнем Риме, но тогда его не ввозили в больших количествах, потому что римские красильщики не умели с ним обращаться и к тому же в их распоряжении были красящие вещества, дающие все нужные им оттенки красного: (марена, кошениль, лишайник, не говоря уже о различных видах средиземноморских моллюсков, производивших пурпур). Однако в конце XIV века выясняется, что неизвестные прежде породы деревьев, растущие в южной Индии, на Цейлоне и на Суматре, обладают более высокой окрашивающей способностью, чем старые красители. И принимается решение импортировать эту древесину в большом количестве, а краситель, который из нее добывают, за сходство с раскаленными угольями получает название «бразил» (bresileum). Затем и само дерево начинают называть «бразил». В течение двух поколений красильщики – в Венеции, во Флоренции, в Брюгге, в Нюрнберге вполне осваивают технику работы с новым веществом и получают из него новые, яркие, насыщенные тона: при протравливании щелочами (квасцы, олово) – розовые, при протравливании кислотами (уксус, моча) – оранжевые.

Эти два цвета, которыми когда-то пренебрегали, считая их тусклыми и невыразительными, теперь становятся модными. Жан, герцог Беррийский (1340–1416), государь-меценат, поклонник всего нового, как в искусстве, так и в одежде, одним из первых стал одеваться в розовое и оранжевое и одевать в эти цвета своих придворных. Его примеру последовали другие владетельные князья; особенно нравился им оранжевый. Во всей Европе с начала XV века правители проявляют большой интерес к новому цвету и подбирают ему название. По внешнему сходству с апельсином (orange), фруктом, который как раз тогда стал повсюду появляться на столах и выращиваться в садах, его решили назвать оранжевым. Итак, оранжевый цвет родился в XV веке – по крайней мере, в таких сферах своего существования, как красильное дело, мода и лексика[216].

В 1460‐х годах оранжевый на какое-то время уходит в тень, а затем, в начале следующего столетия, вновь выходит на передний план, когда европейцы обнаруживают в Новом Свете другие породы тропических деревьев, того же семейства, что и ввозимые из Индии и Индонезии, но с более высокой окрашивающей способностью: кампешевое дерево в Центральной Америке и фернамбуковое в Южной. Древесина фернамбукового дерева имеет такой успех, что по ее названию (brasil) будет названа страна, где ее добывают – Бразилия. Именно Бразилия, а не Индия, становится теперь главным поставщиком новой краски в Европу. При том что путь через океан долог и опасен, цена на бразильскую древесину ниже, чем на азиатскую, – из‐за низкой стоимости рабочей силы, ведь в португальских и испанских колониях Нового Света древесину заготавливают рабы.

С тех пор мода на оранжевое не пройдет уже никогда. Конечно, в элегантных кругах он не сможет конкурировать с красным, синим и в особенности черным, но он присутствует в виде мелких ярких вкраплений и в этом качестве вытесняет желтый – цвет, от которого постепенно отказываются из‐за его негативной символики. Живопись XVI–XVII веков свидетельствует об этом ненавязчивом присутствии оранжевого в гардеробе у представителей высшего общества, как мужчин, так и женщин. Временами этот цвет становится политическим и династическим: во второй половине XVI века оранжевый – цвет принцев Оранского дома, отважных защитников Реформации и стойких борцов за независимость Нидерландов от испанской короны


Еще от автора Мишель Пастуро
Красный

Красный» — четвертая книга М. Пастуро из масштабной истории цвета в западноевропейских обществах («Синий», «Черный», «Зеленый» уже были изданы «Новым литературным обозрением»). Благородный и величественный, полный жизни, энергичный и даже агрессивный, красный был первым цветом, который человек научился изготавливать и разделять на оттенки. До сравнительно недавнего времени именно он оставался наиболее востребованным и занимал самое высокое положение в цветовой иерархии. Почему же считается, что красное вино бодрит больше, чем белое? Красное мясо питательнее? Красная помада лучше других оттенков украшает женщину? Красные автомобили — вспомним «феррари» и «мазерати» — быстрее остальных, а в спорте, как гласит легенда, игроки в красных майках морально подавляют противников, поэтому их команда реже проигрывает? Французский историк М.


Синий

Почему общества эпохи Античности и раннего Средневековья относились к синему цвету с полным равнодушием? Почему начиная с XII века он постепенно набирает популярность во всех областях жизни, а синие тона в одежде и в бытовой культуре становятся желанными и престижными, значительно превосходя зеленые и красные? Исследование французского историка посвящено осмыслению истории отношений европейцев с синим цветом, таящей в себе немало загадок и неожиданностей. Из этой книги читатель узнает, какие социальные, моральные, художественные и религиозные ценности были связаны с ним в разное время, а также каковы его перспективы в будущем.


Дьявольская материя

Уже название этой книги звучит интригующе: неужели у полосок может быть своя история? Мишель Пастуро не только утвердительно отвечает на этот вопрос, но и доказывает, что история эта полна самыми невероятными событиями. Ученый прослеживает историю полосок и полосатых тканей вплоть до конца XX века и показывает, как каждая эпоха порождала новые практики и культурные коды, как постоянно усложнялись системы значений, связанных с полосками, как в материальном, так и в символическом плане. Так, во времена Средневековья одежда в полосу воспринималась как нечто низкопробное, возмутительное, а то и просто дьявольское.


Зеленый

Исследование является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро, посвященного написанию истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века. Начав с престижного синего и продолжив противоречивым черным, автор обратился к дешифровке зеленого. Вплоть до XIX столетия этот цвет был одним из самых сложных в производстве и закреплении: химически непрочный, он в течение долгих веков ассоциировался со всем изменчивым, недолговечным, мимолетным: детством, любовью, надеждой, удачей, игрой, случаем, деньгами.


Черный

Данная монография является продолжением масштабного проекта французского историка Мишеля Пастуро – истории цвета в западноевропейских обществах, от Древнего Рима до XVIII века, начатого им с исследования отношений европейцев с синим цветом. На этот раз в центре внимания Пастуро один из самых загадочных и противоречивых цветов с весьма непростой судьбой – черный. Автор предпринимает настоящее детективное расследование приключений, а нередко и злоключений черного цвета в западноевропейской культуре. Цвет первозданной тьмы, Черной смерти и Черного рыцаря, в Средние века он перекочевал на одеяния монахов, вскоре стал доминировать в протестантском гардеробе, превратился в излюбленный цвет юристов и коммерсантов, в эпоху романтизма оказался неотъемлемым признаком меланхолических покровов, а позднее маркером элегантности и шика и одновременно непременным атрибутом повседневной жизни горожанина.


Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола

Книга известного современного французского историка рассказывает о повседневной жизни в Англии и Франции во второй половине XII – первой трети XIII века – «сердцевине западного Средневековья». Именно тогда правили Генрих Плантагенет и Ричард Львиное Сердце, Людовик VII и Филипп Август, именно тогда совершались великие подвиги и слагались романы о легендарном короле бриттов Артуре и приключениях рыцарей Круглого стола. Доблестные Ланселот и Персеваль, королева Геньевра и бесстрашный Говен, а также другие герои произведений «Артурианы» стали образцами для рыцарей и их дам в XII—XIII веках.


Рекомендуем почитать
Русская мифология: Мир образов фольклора

Данная книга — итог многолетних исследований, предпринятых автором в области русской мифологии. Работа выполнена на стыке различных дисциплин: фольклористики, литературоведения, лингвистики, этнографии, искусствознания, истории, с привлечением мифологических аспектов народной ботаники, медицины, географии. Обнаруживая типологические параллели, автор широко привлекает мифологемы, сформировавшиеся в традициях других народов мира. Посредством комплексного анализа раскрываются истоки и полисемантизм образов, выявленных в быличках, бывальщинах, легендах, поверьях, в произведениях других жанров и разновидностей фольклора, не только вербального, но и изобразительного.


Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа

На знаменитом русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа близ Парижа упокоились священники и царедворцы, бывшие министры и красавицы-балерины, великие князья и террористы, художники и белые генералы, прославленные герои войн и агенты ГПУ, фрейлины двора и портнихи, звезды кино и режиссеры театра, бывшие закадычные друзья и смертельные враги… Одни из них встретили приход XX века в расцвете своей русской славы, другие тогда еще не родились на свет. Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Иван Бунин, Матильда Кшесинская, Шереметевы и Юсуповы, генерал Кутепов, отец Сергий Булгаков, Алексей Ремизов, Тэффи, Борис Зайцев, Серж Лифарь, Зинаида Серебрякова, Александр Галич, Андрей Тарковский, Владимир Максимов, Зинаида Шаховская, Рудольф Нуриев… Судьба свела их вместе под березами этого островка ушедшей России во Франции, на погосте минувшего века.


Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Данная книга является первым комплексным научным исследованием в области карельской мифологии. На основе мифологических рассказов и верований, а так же заговоров, эпических песен, паремий и других фольклорных жанров, комплексно представлена картина архаичного мировосприятия карелов. Рассматриваются образы Кегри, Сюндю и Крещенской бабы, персонажей, связанных с календарной обрядностью. Анализируется мифологическая проза о духах-хозяевах двух природных стихий – леса и воды и некоторые обряды, связанные с ними.


Моя шокирующая жизнь

Эта книга – воспоминания знаменитого французского дизайнера Эльзы Скиапарелли. Имя ее прозвучало на весь мир, ознаменовав целую эпоху в моде. Полная приключений жизнь Скиап, как она себя называла, вплетается в историю высокой моды, в ее творчестве соединились классицизм, эксцентричность и остроумие. Каждая ее коллекция производила сенсацию, для нее не существовало ничего невозможного. Она первая создала бутик и заложила основы того, что в будущем будет именоваться prèt-á-porter. Эта книга – такое же творение Эльзы, как и ее модели, – отмечена знаком «Скиап», как все, что она делала.


В поисках забвения

Наркотики. «Искусственный рай»? Так говорил о наркотиках Де Куинси, так считали Бодлер, Верлен, Эдгар По… Идеальное средство «расширения сознания»? На этом стояли Карлос Кастанеда, Тимоти Лири, культура битников и хиппи… Кайф «продвинутых» людей? Так полагали рок-музыканты – от Сида Вишеса до Курта Кобейна… Практически все они умерли именно от наркотиков – или «под наркотиками».Перед вами – книга о наркотиках. Об истории их употребления. О том, как именно они изменяют организм человека. Об их многочисленных разновидностях – от самых «легких» до самых «тяжелых».


Ступени профессии

Выдающийся деятель советского театра Б. А. Покровский рассказывает на страницах книги об особенностях профессии режиссера в оперном театре, об известных мастерах оперной сцены. Автор делится раздумьями о развитии искусства музыкального театра, о принципах новаторства на оперной сцене, о самой природе творчества в оперном театре.


Записки куклы. Модное воспитание в литературе для девиц конца XVIII – начала XX века

Монография посвящена исследованию литературной репрезентации модной куклы в российских изданиях конца XVIII – начала XX века, ориентированных на женское воспитание. Среди значимых тем – шитье и рукоделие, культура одежды и контроль за телом, модное воспитание и будущее материнство. Наиболее полно регистр гендерных тем представлен в многочисленных текстах, изданных в формате «записок», «дневников» и «переписок» кукол. К ним примыкает разнообразная беллетристическая литература, посвященная игре с куклой.


Мода и искусство

Сборник включает в себя эссе, посвященные взаимоотношениям моды и искусства. В XX веке, когда связи между модой и искусством становились все более тесными, стало очевидно, что считать ее не очень серьезной сферой культуры, не способной соперничать с высокими стандартами искусства, было бы слишком легкомысленно. Начиная с первых десятилетий прошлого столетия, именно мода играла центральную роль в популяризации искусства, причем это отнюдь не подразумевало оскорбительного для искусства снижения эстетической ценности в ответ на запрос массового потребителя; речь шла и идет о поиске новых возможностей для искусства, о расширении его аудитории, с чем, в частности, связан бум музейных проектов в области моды.


Поэтика моды

Мода – не только история костюма, сезонные тенденции или эволюция стилей. Это еще и феномен, который нуждается в особом описательном языке. Данный язык складывается из «словаря» глянцевых журналов и пресс-релизов, из профессионального словаря «производителей» моды, а также из образов, встречающихся в древних мифах и старинных сказках. Эти образы почти всегда окружены тайной. Что такое диктатура гламура, что общего между книгой рецептов, глянцевым журналом и жертвоприношением, между подиумным показом и священным ритуалом, почему пряхи, портные и башмачники в сказках похожи на колдунов и магов? Попытка ответить на эти вопросы – в книге «Поэтика моды» журналиста, культуролога, кандидата философских наук Инны Осиновской.


Мужчина и женщина: Тело, мода, культура. СССР — оттепель

Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.