Средневековая русская иконопись и искусство аборигенов Австралии — что может быть неожиданнее и парадоксальнее в таком сопоставлении! Ведь они принадлежат к глубоко различным культурно-историческим и художественным мирам. И все же сопоставления и сближения здесь возможны и допустимы, но лишь при условии проникновения в сущность обоих явлений. И русская иконопись, и живопись аборигенов — последняя в значительной своей части — явления религиозного искусства, и чтобы понять их, необходимо акцентировать внимание не на различиях, — хотя различия очевидны, — но на том, что объединяет их как феномены религиозного творчества, воплощающие понятие священного. И в иконописи, и в сакральном искусстве аборигенов центральное место занимает человек в его религиозном измерении. Раскрывается эта тема по-разному. В иконописи — это идеальный образ человека, это человек как образ и подобие Бога, в искусстве аборигенов — как воплощение мифического первопредка в его мистической связи с Временем сновидений. Но и иконопись, и искусство аборигенов — лишь ступени на пути познания Бога. В сравнительном анализе искусства иконописи и традиционного искусства аборигенов Австралии я руководствуюсь идеей раскрытия Бога в истории.
И иконопись, и живопись аборигенов выражают присущими им средствами, в наглядной и, в то же время, символической форме, мировоззрение своих творцов. "В самых приемах иконописи, в технике ее, в применяемых веществах, в иконописной фактуре выражается метафизика, которою жива и существует икона" — пишет Павел Флоренский.1 То же относится и к искусству аборигенов. Обе эти формы искусства прежде всего концептуальны. За каждой из них стоит метафизическая система, выраженная в слове — в священном писании и предании, в одном случае, в мифологии, в другом. "Иконопись для глаза есть то же, что слово для слуха, — говорит Флоренский вслед за св. Иоанном Дамаскиным. — И речь, и икона непосредственным предметом своим имеют одну и ту же духовную реальность".2
По определению св. Дионисия Ареопагита, иконы — "видимые изображения тайных и сверхъестественных зрелищ".3 Иконостас, по словам Флоренского, не просто алтарная преграда, он разделяет два мира, здесь проходит "граница между миром видимым и миром невидимым".4 Евгений Трубецкой назвал свою работу, посвященную древнерусской иконописи: "Умозрение в красках". "В русской иконе есть всегда пафос расстояния, отделяющего небо от земли, есть сознание умозрительности запечатленных событий и вещей".5 Умозрение — вот что, прежде всего, сближает эти столь различные художественные традиции — иконопись и искусство аборигенов. Подобно иконописи сакральное искусство аборигенов несет в себе, в образе визуальных символов, религиозное мировоззрение его творцов, их представления о священном, о творческом начале и движущих силах мира, их мифологическую систему.
Композиция иконы, расположение действующих лиц, архитектурных форм следуют идейному замыслу иконы, ее концепции, но не иллюзии "правдоподобия". Это — не реальное, земное пространство, но идеальное, умозрительное. Произведения сакрального искусства аборигенов тяготеют к тому же. За внешним правдоподобием изображаемого здесь таится некий скрытый смысл. Истинное содержание этого искусства, значение его образов, его символов, подобно содержанию и значению образов иконописи, недоступно для непосвященных. Обе эти сферы искусства предполагают знание, посвящение. Как иконопись, так и сакрально-мифологическое искусство аборигенов не просто изображают эпизоды священной истории, они воплощают в зрительных образах религиозную идею; они, говоря словами ап. Павла о вере, "вещей обличение невидимых" (Евр. ХI, 1).
Сознание творцов австралийского традиционного искусства, как и сознание творцов искусства иконописи, концентрируется вокруг идеи священного, зарождение и формирование которой мы можем проследить с эпохи палеолита. Идея священного — это то метафизическое ядро, которое легло в основу всех известных форм религии.6 Включенность или невключенность произведений искусства в мир священного находится в зависимости от места произведений искусства в жизни общества, от их социальных и религиозных функций, от того, что именно изображено. Произведения искусства аборигенов могут быть доступны всем, их имеет право делать и видеть любой член общества, но они же могут быть ритуальными, священными, и в этом случае их сохраняет в тайне небольшая замкнутая группа посвященных мужчин. Может быть и так, что произведение искусства доступно всем, но его истинное, священное содержание открыто только посвященным. Наконец, одни произведения искусства священны, другие нет, а внешних различий между ними может и не быть — это зависит от того значения, которое вкладывают в них их создатели, и от их функций, например употребляются ли они в священных обрядах.
Для художника-аборигена, как и для средневекового художника, его традиционное искусство в конечном счете выражение активного религиозного мировоззрения. Произведения этих мастеров столь различных эпох и культур не просто объекты пассивного созерцания, они играют в жизни самих творцов и окружающих их людей активную религиозную роль. Не случайно уже одна из первых обобщающих работ, посвященных искусству Арнемленда, особенно подчеркивает сакральное значение этого искусства, его роль в религиозно-обрядовой жизни.
