Завернувшись в теплый плед. Лето - [16]
И улетаю в лето, в котором мне десять лет.
На полке пылится старый альбом, так редко его достаю.
Но сероглазую девочку ту, что на снимке, в душе трепетно берегу.
Сандалии, хвостики, качели-скамейки, подружки-стрекозы и пыльный двор — все с лёгкостью умещается в фотоальбом.
На пожелтевшем снимке застыли счастье, веснушки, курносый нос и платья простой фасон.
Разбита коленка, сама себе выписываю несложный, но верный рецепт: поплёвать, растереть и тополиный листик приклеить.
На большее времени нет.
Побежать и нарвать полыни, наесться паслёна ягод, уже не помню зачем…
Мы дальше несёмся в степь, задумка — ловить стрекоз.
Жужжащие вертолёты неспешно летают, не подозревая, какая им уготована честь.
Подкрасться и, затаив дыхание, схватить перламутра крылья, и, отпустив на волю — почувствовать себя всемогущим, дарующим вновь свободу.
А, раскачав качели, взлетать прямо в небо, где белые облака плывут и меняют форму.
Качаться-качаться-качаться, кричать и смеяться звонко, внезапно из форточки голос: «Дом-о-ой!»
Взлетаю в секунду по пыльным серым ступеням: «Можно ещё погулять?»
И с замиранием сердца слышу (о, Боги! Спасибо!)
«Можно. Но только сначала перекуси».
И вот заветный, любимый, необыкновенный хлеб с маслом, а сверху — варенье!
Да разве бывает вкуснее что-либо на свете?
Откусишь и языком ловишь малину, стекающую по пальцам. Торты и пирожные — рядом они не стояли!
И снова во двор к подружкам в «классики» босиком, в резиночки поскакать или сидеть на траве, играя в «верю-не верю».
День пролетает мгновенно.
В пыльной сухой траве сумерки прячут сандалии.
Десятки невоплощенных идей будут скучать до утра.
Из окон во двор прилетает:
«О-ля! Ка-тя! Ле-на! Ма-ри-на!..
Та-а-а-ня, домой!»
Успею ещё напоследок разочек ногами достать до неба!
Складываю воспоминания — черно-белые пазлы с надписью на обороте:
«Здесь отступают заботы и бабочками на крыльях порхает жаркое лето, в котором мне десять лет».
Лесная сказка
Каждый вечер седой, как лунь, старик садится за дубовый стол, зажигает лампу и вынимает из шкатулки гусиное перо. Улыбка озаряет лицо, расправляет глубокие морщины, искрится мягким светом в мудрых глазах и прячется где-то в белоснежной бороде… Он подвигает поближе лист пожелтевшей бумаги и, что-то шепча, выводит строки:
«В тридевятом царстве, в тридевятом государстве…».
Кто же он? Бабушки читали вам его сказки. Вспомнили? Да-да, великий Сказочник собственной персоной! Он наполняет волшебством каждую строчку, герои страниц оживают и отправляются в невероятные приключения.
Перо поскрипывает, дрова в печке потрескивают, мягкий свет отбрасывает длинные тени, и слова ложатся витиеватой вязью.
Сказочник засиживается допоздна. Ночью особенно тихо, старик о чём-то задумывается и погружается в воспоминания…
— Начинаем, уважаемые! — басит Медведь.
Стучит по граненому стакану с березовым соком, призывая к порядку:
— Тише, тише, раньше начнём и закончим быстрее.
Перед ним сидят 3 борова: братья Ниф, Наф и Борис. Немолодые, хамоватые, немного грубоватые, бесшабашно-веселые балагуры.
Поправляя рыжую шубу, положив лапу на лапу, устроилась Лиса-Краса. Обмахивая морду пушистым хвостом словно веером, проворковала:
— Ах, душно сегодня. Гроза будет, не иначе.
Подальше от диких ёжатся группкой Козлы Рогатые. С реденькими бородками, дрожащие и блеющие всякий вздор. Запуганные с детства мамашей, ходят вместе, всемером, шарахаются от каждого куста и впадают временами в бессознательное состояние.
На собрании также присутствуют Заяц, Курица, Дятел и другие, неважные в этой сказке звери.
Медведь восседает на пне, остальные расселились вокруг. Михайла Потаповича уважают за рассудительность, сострадание и добродушие.
— Итак, зверьё, — сдвинув уже поседевшие брови, пытается быть строгим Медведь. — На повестке — срочные новости корреспондента, вернувшегося из далекой командировки.
— Лягушка-Квакушка, прошу вас. Но побыстрее, поконкретнее, без философий.
Лягушка запрыгивает повыше. Надувается от важности и пучит глаза. Квакает погромче:
— Доброй ква-ночи, лесные братья! Я с Далекого Леса, что за 33 горами. Ох, и налеталась я с дикими утками. Много чего видела: и кошек полосатых, и павлинов разнопёрых, и…
— Лягушка-Квакушка, по существу квакайте, ближе к делу, -обрывает Медведь.
— Ква-а, да-а-а! По существу. Потоп идёт! Большой потом! Ква, — выпучив глаза, лягушка замолкает.
— Нууу! -удивленно тянет Лиса-Краса. -Дальше!
— Похоже, квакнулась, — подытоживает кабан Наф, старший из братьев и крутит копытом у виска. Лягушка вдруг моргает:
— Далекий Лес затопило! Грозовые ливни прошли, звери подмоги ква-ждут, помощи просят, ква-а.
— Куд-куда, куда мир катится? — трясётся Курица, от страха роняя золотое яйцо.
— Ну, курица! Что ты с ним носишься как… На, держи крепче! — ловко подхватывая, возвращает яйцо лиса.
— Ме-ме-мезобразие! — донеслось от кучки Козлов. Они забеспокоились. Чужая беда мало трогает их капустные души, и делиться припасами с обездоленными собратьями не хочется.
— Козлы! С ваших — молоко! Без обсуждений. Вас сколько, семеро? Подожди-и-ите! — Медведь пристально вглядывается в кучку Козлов.
— А восьмой откуда?
Мы сталкиваемся с выбором каждый день: у перекрёстка, в магазине, даже во сне. Просчитать бы последствия, узнать заранее, как карта ляжет… Но – увы! – сделать это чаще всего невозможно. А что если?.. Переживать, радоваться, замечать оттенки – вот чему учат сюжеты, вошедшие в этот сборник.
Сборник включает рассказы писателей, которые прошли интенсивный курс «С чего начать» от WriteCreate. Лучшие работы представлены в этом номере.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.