Заточенная в Золотой Клетке - [3]

В папке лежала история Рене Свон, её дата рождения и детальный портрет, с прикреплённой фотографией. Ничего особенного, просто бедная идиотка, вот и всё! Он чуть было не закрыл папку, как словно во сне перевернул страницу, и взгляд его упал на маленький (семь на семь) портрет девушки с карими глазами и такими же каштановыми волосами. Словно Белоснежка из диснеевской сказки, она была прекрасна. На фото она улыбалась, улыбка была такой милой и доброй, Каллен не мог отвести глаз.

Но больше всего его поразило то, что было написано под фото… Изабелла Свон.

Изабелла!

Папка выскользнула из рук миллиардера и ударилась о пол, а сам Эдвард Каллен замер, потому что это имя, как ножом, полоснуло по исстрадавшемуся от боли сердцу. Что для него значило это имя — Изабелла — знал только он. И та, которой сейчас не было в живых по его вине.

Глава 2 — Я её хочу!

— Мама, мама, что такое? — Перепуганная Белла стояла перед Рене, тормоша её за плечи, пока женщина отчаянно боролась с охватившим её ужасом.

Для Беллы, у которой с детства в доме была напряжённая обстановка, состояние Рене говорило о надвигающейся беде. Она понимала, что произошло нечто ужасное в магазине, только вот что?

— Белла… мы должны… — проговорила Рене, но вмиг опомнилась и заткнулась, чтобы дочка не знала ничего о проблеме и тех мужчинах. Она не хотела подвергать жизнь своего единственного и любимого ребёнка опасности.

— Что мы должны, мам? — спросила Белла, усаживая мать на плетёный стул посреди маленькой, обветшалой кухни.

— Ох, Беллз… — простонала Рене и откинулась на спинку стула. — Я не могу тебе сказать, я не хочу, чтобы ты знала!

— Знала о чём? — недоумевала бедная девушка, пытаясь понять всё по лицу матери.

— Мы должны денег, Белла! — сдалась Рене, истошно выкрикнув последнее слово.

— Денег? Кому?

— Налоги! Мы не платим налоги три месяца! Сегодня за ними приходили…

— Мам, всё в порядке! Я заработаю эти деньги, вот увидишь, — пожала плечами Белла, будто это было наплевательское дело. На самом же деле, она просто хотела утешить мать.

— Нет, малышка… — Рене покачала головой, смахивая слёзы. — Мы не сможем их отдать, а ты не сможешь их заработать. За два дня мы нигде не достанем пять тысяч долларов!

— Пять тысяч?! — Голос Беллы повысился на три октавы, но она притихла и запустила руки себе в волосы, цепляясь за роскошные локоны так, будто искала там поддержку.

— Да… — Рене позволила слезе стечь по щеке, а потом быстро и резко обняла свою дочь, прижимая к груди, в попытке оградить от всех бед на свете. Она прекрасно понимала, что их ждёт — улица, хотя бы первые пару месяцев, пока она не найдёт работу. Если вообще найдёт.

А, может, там они и умрут — под забором, словно вшивые собаки?

Это одному Богу известно…

А тем временем в доме Эдварда Каллена творилось что-то необъяснимое. Все вокруг пребывали в ожидании какого-то важного события, только так можно объяснить поведение мрачного и молчаливого хозяина, раздававшего раздражённые приказы направо и налево.

В конце концов, мистер Каллен вышел на веранду, чтобы позвонить своему лучшему и единственному другу — Джасперу Хейлу.

— Джаспер, ты мне нужен, срочно! — Несколько слов, и Эдвард повесил трубку, чувствуя, как в горле образуется тугой комок. Что с ним такое? Такого беспокойства он не испытывал более десятка лет. Что изменилось?

Он сам не понимал. Лишь в его руке было зажато то самое небольшое фото девушки с притягивающей улыбкой. Изабелла… Одно имя убивает его, а эта девушка… что в ней такого? Почему он не может оторвать от неё взгляда?

Часть своих тридцати пяти лет Эдвард Каллен прожил, словно чужой сам для себя. Потому что на протяжении семи лет он скорбел о своей единственной девочке, о своём солнце, о своём воздухе… Ни для кого нет ничего тяжелее, чем потерять единственного близкого человека. А он потерял. И он вынужден с этим жить. Насильственное причинение себе боли ни к чему не вело — он не чувствовал боли. Он и до сегодняшнего дня был словно заморожен, а теперь… теперь он пылает огнём, и его единственное желание — увидеть эту девушку. Кто она? Ясно, что дочь Рене, только вот что она из себя представляет, на самом деле? Какого чёрта она его так зацепила? Таких, как она, миллион — даже среди его прислуги! Но эти глаза… Они не дают ему дышать! Они не дают ему оторваться от себя, словно бы затягивая в свои омуты и не желая отпускать.

Джаспер Хейл прибыл через полчаса после звонка своего друга и был проведён в патио к Каллену, сидевшему на одном из кресел.

— Джаспер! — Эдвард поднялся, как будто очнувшись от чего-то, и пожал мужчине руку. За свои сорок лет Джаспер видел много, а его дружбе с Калленом было почти семнадцать лет. Но за эти семнадцать лет он видел, как блестят глаза его друга лишь однажды — в день, когда он впервые увидел свою девочку. А потом… после того дня он так изменился, что, казалось, осталась лишь пустая оболочка человека, а душа улетела на небо вместе с его единственной. Он был холоден и мрачен, и чтобы Джаспер ни предпринимал, вывести его из такого состояния не удавалось никому.

И что он видит? Его друг как будто, наконец, обрёл смысл в существовании! Хейл хорошо знал этот дьявольский блеск в изумрудных глазах Эдварда и догадывался, что дело тут стоит за чем-то поистине ценным. Например, какой-то редкой коллекцией коньяка или, может, утерянными в веках манускриптами античной мифологии… Каково же было его изумление, когда Каллен показал ему портрет молоденькой, улыбающейся девушки, вырванный, чёрт знает откуда!