Записки о «Третьем рейхе» - [43]

«Если бы какой-нибудь писатель направился в издательство и рассказал о своем намерении написать роман о крестьянстве, то он получил бы отказ. Ему бы откровенно сказали: почему крестьянский роман? Разве вы не заметили, что крестьянского романа никто не хочет читать?»

Гнилая и отравленная античеловеческими идеями атмосфера в стране тяжело давила на нас. В свободные вечера мы даже не знали, где можно было бы отдохнуть от назойливого нацистского шума — вечной барабанной дроби, военных маршей, плакатной шпиономании, примитивных «злободневных» нацистских песенок и крикливых лозунгов за укрепление «рейха». Иногда мы заходили в первоклассный ресторан «Фатерланд» на Потсдамской площади. Он привлекал нас тем, что каждый из его многочисленных залов представлял какую-либо германскую провинцию и был соответственно оформлен. Можно было зайти в залы Баварии, Саксонии, Рейнской области. На фоне огромных красочных панно, передававших ландшафты этих провинций, стояли громоздкие столы с кубками местного производства. На маленькой сцене выступали провинциальные артисты, обслуживали официантки, одетые в национальные костюмы. Посетителям предлагали напитки, доставленные из провинций.

Но и эти «идиллии» часто нарушались шумными оргиями гитлеровской молодежи, эсэсовцев и офицеров вермахта, которые, подвыпив, обычно так громко распевали свои нацистские песни, что от них могли лопнуть барабанные перепонки. В этих случаях нам ничего не оставалось делать, как расплачиваться с официантом и уходить.

В мире прессы

Ежедневно в министерстве иностранных дел и в министерстве пропаганды собирались иностранные корреспонденты в надежде получить ответы на волнующие их вопросы у авторитетных лиц, близко стоящих к германскому правительству. После моих визитов к Брауну фон Штумму и Карлу Бёмеру я получил право на посещение этих пресс-конференций.

Как мне рассказывали иностранные коллеги, между министерством Геббельса и министерством Риббентропа шла глухая борьба за влияние на представителей прессы, и сотрудники этих министерств ревниво следили не только друг за другом, но и за отношением инкоров к этим пресс-конференциям. Каждое из этих министерств претендовало на свое влияние в области внешней политики.

Пресс-конференции журналистов в министерстве иностранных дел созывались ежедневно в 13 часов в здании, примыкающем к особняку Риббентропа на Вильгельмштрассе. В одном из флигелей этого здания размещался отдел прессы, начальником которого был Пауль Шмидт[23]. Со Шмидтом меня вскоре познакомили на одной из пресс-конференций. Атлетически сложенный, с постной улыбкой на широком лице, Шмидт славился среди журналистов своими меткими ответами на их вопросы. Как рассказывали, в юности он был боксером и карьера его среди гитлеровцев началась якобы с того, что он ударом кулака убил одного немецкого коммуниста. Одно время он занимался адвокатской деятельностью, поэтому рисовался перед журналистами своим красноречием, стараясь остроумно увильнуть от щекотливых вопросов корреспондентов или, говоря, ничего не сказать. Он часто посещал клубы прессы, а еще чаще появлялся на квартирах у некоторых «маститых» иностранных журналистов, где и рождались наиболее важные сенсации таких агентств, как Ассошиэйтед Пресс или Юнайтед Пресс, сопровождавшиеся обычно стереотипной припиской: «Как утверждают в кругах Вильгельмштрассе».

В отсутствие Пауля Шмидта пресс-конференциями руководил его заместитель Браун фон Штумм, с которым я уже познакомился раньше. Это была мрачная, тупая личность, что-то неуклюжее, медвежье было в нем. Многие корреспонденты, узнав, что пресс-конференцию будет проводить Штумм, часто покидали зал. Штумм заикался, с трудом логически связывал длиннющие предложения, судорожно дергая при этом плечами. Он сердился, когда ему задавали какой-либо вопрос, это сбивало его, выводило из равновесия. Между прочим, Штумм редактировал, а большей частью заполнял своими статьями официальный бюллетень МИД «Дойче дипломатиш-политише корреспонденц», выходивший один-два раза в неделю по особо важным вопросам. Для нас было мучительно переводить эти статьи, поскольку они были написаны тяжеловесным языком и нередко целая страница бюллетеня состояла из одного предложения. На журналистских вечерах этот официоз служил предметом разного рода острот по адресу его издателя.

Зал, где происходили пресс-конференции, был раскрашен темно-синими красками. Замысловатые узоры на потолке и стенах придавали помещению восточный вид. Огромные окна были всегда наполовину закрыты тяжелыми голубыми шторами. При входе справа вдоль стены тянулась вешалка, на которой журналисты оставляли свою одежду, фотоаппараты, хозяйственные сумки и портфели. В центре зала стоял длинный покрытый зеленым сукном стол, по сторонам которого стояли стулья. В противоположном конце зала на подставке возвышался огромный глобус.

В этом же зале происходили «экстренные пресс-конференции» с участием Риббентропа.

За 10—15 минут до начала пресс-конференции зал обычно заполнялся журналистами. Они обменивались новостями дня. Многие из них после таких собеседований сразу же бежали в коридор к телефону, чтобы сообщить в свое бюро «последнюю сенсацию». К распространявшимся на пресс-конференции слухам приходилось относиться осторожно, так как среди журналистов было много подставных лиц, работавших по поручению гитлеровских органов пропаганды. Через них они нередко запускали всякого рода «утки», «пробные шары» с дезинформационной целью или для изучения реакции на то или иное сообщение.