Записки о «Третьем рейхе» - [42]

Иногда в интересах опять-таки своей политики гитлеровцы допускали и русскую классику на сцены театров. Так, в период наметившегося улучшения советско-германских отношений в драматическом театре шли пьесы Островского «Лес» и Чехова «Три сестры». После польской кампании в Государственной опере на Унтер ден Линден была поставлена опера «Иван Сусанин» под названием «Жизнь за царя». Мы присутствовали на этой опере и удивлялись той безвкусице и тенденциозной утрировке сцен, передававших так называемый «русский колорит».

На всем нацистском «искусстве» лежал отпечаток кратковременного политического расчета. Померкла былая слава немецких театров, исчезли имена знаменитых актеров и режиссеров, таких как М. Рейнгардт. На смену выступили бесцветность, бездарность. Когда приходилось спрашивать у немецких интеллигентов о том, кого можно было бы отнести к лучшим артистам и певцам страны, вместо ответа следовало молчаливое разведение руками. В стране, родине великих музыкантов, редко можно было услышать классическую музыку. Германские власти запретили исполнять произведения Мендельсона, Оффенбаха и многих других композиторов. Целому ряду видных дирижеров было отказано в работе в театрах и концертных залах. Нам редко удавалось прослушать в хорошем исполнении даже музыку Штрауса, хотя берлинское население охотно шло на оперетты «Цыганский барон», «Летучая мышь» в поисках отдыха от навязчивой политической агитации, которой нацисты старались заполнять все виды искусства. Как нам рассказывали, в Тиргартене, недалеко от дворца «Бельвью», в кайзеровские времена в саду-ресторане звучала музыка Штрауса и берлинцы здесь же, у столиков, кружились в вальсе. Но, к нашей досаде, штраусовские мелодии здесь теперь звучали редко. Танцующей публики вовсе не было.

Гитлеровские власти уделяли большое внимание кино, используя его в качестве орудия пропаганды нацистской идеологии и политики «сегодняшнего дня». Надо сказать, что в германском кино было немало хороших артистов. Мы очень любили талантливого комика Ганса Мозера, игравшего обычно роли «маленьких неудачников», мелких чиновников, обремененных нуждой и как-то пытающихся выбраться из тяжелых ситуаций. Кстати, немцы написали сценарий по книге И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и выпустили под таким же названием фильм. В этом фильме Ганс Мозер играл роль «искателя счастья» Остапа Бендера. Фильм был снят плохо, не понял роли Бендера и Мозер, который сводил ее к внешним трюкам, стараясь рассмешить людей. Во время посещения Берлина Евгений Петров просмотрел этот фильм и потом возмущался тем, что так обезобразили содержание книги.

Разнообразно и оригинально играл комический киноактер Тео Линген, особенно блеснувший в фильме «Индийская гробница», в котором прекрасно танцевала индийские танцы молодая актриса Лояна, погибшая в расцвете сил при несчастном случае. Большим успехом пользовался у публики киноактер-комик Ганс Рюман, часто игравший вместе с веселой Жени Юго. Серьезной драматической актрисой зарекомендовала себя сначала Паули Весели. Она пользовалась вниманием публики до тех пор, пока не стала участвовать в плоских, пропагандистских пасквильных фильмах. Я сомневаюсь, что это было ее желанием и что в этом деле не действовал все тот же «духовный террор» Геббельса.

Мы как-то посетили кинофабрику «Уфа-фильм». Шла съемка фильма «Кара-Тери». Во время перерыва нам представили киноактрису, игравшую одновременно две роли — двух сестер, похожих друг на друга. Перед нами стояла рыжеволосая, с лицом, густо намазанным гримом, молодая девушка. Это была Марика Рок, поразившая нас своей прелестью и изяществом в танцах в фильме «Женщина моей мечты». Марика рассказала нам, что она родом из Венгрии, где живет ее мать, которой она должна помогать. Пожаловалась нам на тяжелые условия работы и рассказала о своей постоянной мечте вернуться на родину.

В большей своей части немецкое кино под влиянием нацистской идеологии становилось разносчиком расистских, шовинистических идей. В кино преобладала военная тематика, отражавшая стремление гитлеровцев воспитывать население в милитаристском духе.

Убогое зрелище представлял собой книжный рынок Германии. Как известно, первые дни своего господства германские фашисты ознаменовали сожжением на кострах, как во времена инквизиции, многих произведений классической прогрессивной, гуманистической литературы. Таким путем было уничтожено около 20 тыс. томов, среди них книги Маркса, Энгельса, Гейне, Генриха Манна, Карла Осетского, Ремарка и многих других. Этим гитлеровцы давали сигнал к «очищению» Германии от идей «марксизма и классовой борьбы», от идей «свободы и материализма», как об этом заявлял Геббельс.

Костры на площадях возвестили немецкой прогрессивной интеллигенции о том, что ей не остается места для деятельности на немецкой земле. 250 писателей вскоре покинули страну. Началась новая фаза в германской издательской деятельности, которая направлялась из министерства пропаганды и подчинялась общим идейным установкам нацизма, его мировоззрению. Мы часто посещали берлинские книжные магазины; они были заполнены литературой в основном следующего содержания: идеализация фашизма, мистификация личности Гитлера, военная история Германии — завоевательные войны, расовые теории и геополитика, борьба против большевизма, марксизма и «мирового еврейства», сексуальные темы и преступный мир. Произведения писателей-пацифистов и гуманистов не допускались на книжный рынок, если им и удавалось где-либо издать свои труды на собственные средства. В ходу были романы, повести, стихи, пропитанные нацистской тлетворной идеологией, в которых воспевались на все лады «кровь и меч», «огонь и кровь», «кровь и территория». Руководитель «гитлерюгенд», позднее ставший гауляйтером Австрии, Гальдур фон Ширах издавал свои стихи, в которых сравнивал Гитлера с богом. Огромное количество литературы появилось на эту тему. И вся она создавалась мелкими людьми, без таланта и призвания к литературе. Истинным художникам слова в этом мире не было места, здесь подвизались большей частью карьеристы, трусы и личности, готовые на все ради денег. Поэтому художественная литература в высоком значении этого слова исчезла. Под запретом находилась тема о современной жизни страны. Если некоторые писатели все же брались за эту тему, пытаясь показать действительное положение народа, то издательства отказывались печатать такие произведения, опасаясь навлечь на себя неприятности со стороны властей. Обычно ссылались при этом на то, что якобы нет желающих покупать и читать подобные романы. Я как-то прочитал в сельскохозяйственной газете «Ланд-пост» от 15 ноября 1940 г., видимо, случайно проскочившую статью, принадлежавшую перу видного германского писателя Ганса Германа Вильгельма, известного своей трилогией — крестьянским романом «Фрикесы». Выдержка из его статьи сохранилась в моем блокноте. Он писал: