Заговорщики Гора - [38]

Трудно сказать, сколько времени я пролежала там в полном одиночестве.

В комнату периодически долетал звон, отбивавший то целый ан, то половину, сначала я их считала, но потом сбилась.

Наставницы не стали меня раздевать, но я не думала, что, когда сюда зайдут мужчины, туника задержится на мне надолго. Хотя, всё могло быть. Что может быть проще для мужчины, завернуть подол короткой туники на талию рабыни. Я задавалась вопросом, закончат ли они со мною по-быстрому?

Мои руки непроизвольно сжались, вцепившись в шёлковое покрывало. Наверное, в этот момент костяшки моих пальцев побелели от напряжения.

Но накрыть себя, спрятаться под покрывалом, я не осмеливалась.

Мужчин это могло бы не порадовать.

Наверняка, им бы захотелось рассмотреть мои ноги, лодыжки, руки и моё горло. Так что, я решила, что мне не стоит укрываться и вызывать их недовольство.

Я уже знала, что рабыня, если она ожидает господина, на кушетке, на рабской циновке или на мехах, обычно ждёт нагой, полностью открытой для своего владельца.

Конечно, на мне была туника, но это всё равно что быть уже наполовину голой.

Нет, мне не стоило прятаться под покрывалом.

«Сколько же времени меня заставят ждать?» — спрашивала я себя.

Внезапно я проснулась. Оказывается, я успела задремать. Из забытья меня выдернул звук открывавшейся двери.

Я уже знала, что говорить со мной они не будут. Я не должна знать, кем они были. Лучше всего это сделать именно так. А знание пусть останется для того господина, который сделает это.

Я поспешно поднялась на ноги.

Я чувствовала, что в комнате было несколько человек.

Должно быть, мужчины принесли с собой фонари или лампы. Я слышала, как они сначала несколько раз чиркнули своими зажигалками, а потом, судя по тихим звукам, расставили лампы по полкам и развешали на крюки под потолком. Я буквально кожей ощущала взгляды мужчин, блуждавшие по моему телу, ощупывавшие меня. Их молчание тяготило. Я предположила, что в комнате стоял полумрак. Принесённые ими фонари вряд ли давали много света.

— Господа? — позвала я, но мне, ожидаемо, никто не ответил.

Я напрягалась, почувствовав, как кто-то схватил меня за левую лодыжку. В следующий момент раздался щелчок, на моей щиколотке сомкнулся браслет. Лязгнула цепь, брошенная рядом со мной, соединявшая браслет с кольцом. Я заключила, что эта цепь была достаточно длинной. Мне было не понятно, почему они меня приковали. Возможно, я была рабыней, потому мужчины и сочли, что это будет правильно для меня. «Интересно, — задалась я вопросом, — наденут ли на меня второй анклет, и будут ли позже использованы браслеты для запястий?». Я предположила, что длина цепи вряд ли позволит мне достичь двери, которая теперь могла быть открыта. Я в ужасе подумала, а не могли ли другие мужчины, например охранники, проходя мимо, зайти сюда.

Мне было известно, что с немногими из свободных женщин обращались подобным образом. Возможно, здесь многое зависит от касты или города. Я ещё ни разу не сталкивалась с какой-либо из гореанских свободных женщин близко, тем не менее, время от времени, они появлялись в этом доме. В такие моменты, если мы оказывались рядом, мы должны были вставать на колени, принимать первое положение почтения, опуская голову к полу. Так что мои впечатления от встречи со свободными женщинами ограничивались еле слышимым топотом мягких комнатных туфель по каменному полу, да шелестом шелков. Мои познания о свободных женщина ограничивались намёками, да подслушанными сплетнями наставниц. Впрочем, этого было достаточно, чтобы заключить, что между рабынями и свободными женщинами особой приязни не наблюдалось.

Я чувствовала, что мужчины стояли вокруг меня. Я не знала, должна ли я опуститься на колени. А может мне следовало принять первое положение почтения? Встать на колени, опустить голову и руки к полу? Или правильнее было бы второе положение почтения, лечь на живот, положить ладони рядом с головой и быть готовой прижаться губами к ногам мужчины?

Как рабски я чувствовала себя, в этот момент ожидания.

Я задавалась вопросом, как здесь обращались со свободными женщинами, и обращаются ли, если можно так выразиться, вообще. Гореанские мужчины, насколько я знала, предпочитали рабынь. Это их путь.

Да, они предпочитают нас, рабынь.

Я чувствовала, что стала объектом тщательного изучения. Лампу или фонарь поднесли ко мне справа. Я смутно различала свет, проникавший под капюшон, чувствовала тепло на своём правом плече.

Я знала, что мужчинам нравилось смотреть на своих их рабынь. Они наслаждались каждым нюансом, каждым дюймом их тел.

За время нахождения в этом доме я успела привыкнуть к тому, что меня разглядывали охранники, открыто и оценивающе. Насколько отличалось это от Земли! Никаких скрытых, мимолётных, застенчивых, быстро отводимых взглядов. Нас рассматривали с невинностью и интересуем, с каким можно было бы осматривать животное, а в случае рабыни, животное, которое могло бы быть оценено с точки зрения обладания и нахождения у своего рабского кольца. Сначала меня, конечно, сильно пугала откровенность, открытость и длительность таких оценок, особенно если при этом мне приказывали повернуться или принять ту или иную позу, но я, разумеется, будучи рабыней, не осмеливалась жаловаться, выказывать недовольство или высказывать какие-либо возражения на подробное внимание или даже ощупывание. У меня не было никакого желания получить оплеуху или даже быть избитой. Это ведь была не Земля, на которой женщине могла бы быть направить целую батарею социального и юридического оружия против любого мужчины, оказавшегося столь неосторожным, что посмел бы смотреть на неё честно, открыто, откровенно и естественно.