За тебя, Севастополь! - [11]

— А Латашинского?

— Сейчас узнаем. Вот они, друзья! — обрадованно восклицает комдив.

Из мрака один за другим вырываются три буруна и, опадая, открывают за собой знакомые силуэты.

Разом глохнут моторы, но тишина так и не наступает. Ночь неумолчно гремит выстрелами кораблей вражеского конвоя и раскатами канонады, охватывающими Севастополь от края до края, как гроза.

Двигаясь по инерции, три силуэта приближаются к борту головного катера.

— Умников! Михаил Павлович! Миша! — дружески окликает еще невидимый Хабаров. — Поклон от «завоевателей мира»! Опустились благополучно!

Смех обегает катера и обрывается, едва звучит голос Латашинского. Досада и огорчение слышатся в нем. Окликнув комдива, Латашинский докладывает, что выпущенная им торпеда пронизала вторую БДБ, но не взорвалась. Вражеское судно уцелело и ушло вместе с охранением обратным курсом в Севастополь.

— Повторим, товарищ комдив? — предлагает Хабаров и признается: — Охота на Севастополь глянуть…

Командир дивизиона молчит, прислушиваясь к раскатам канонады, обдумывая целесообразность погони и возможность второй атаки. Забираться в самую бухту?.. Он уже рассмотрел в ночи то, чего еще не замечают другие: контуры остова Херсонесского собора. Идти дальше, значит, подставить катера под огонь береговых батарей противника… Так подсказывает разум, а сердце спорит с ним, не желает подчиняться ему, тянется к зовущим, огненным глазам Инкерманских створов, по которым всегда определялся комдив на протяжении двадцати лет, возвращаясь с моря в главную базу флота. Огни створов притягивают к себе световыми магнитами, влекут, манят, тревожат самыми дорогими воспоминаниями юности, молодости, зрелости, проведенных в героическом мире на берегах севастопольских бухт… Среди таинственных когда-то пещер Инкермана… в развалинах древнего Херсонеса, между мраморными колоннами, башнями и храмами города, существовавшего за несколько веков до нашей эры… перед знаменитым полотном Рубо, занимавшим все здание Панорамы на Историческом бульваре и как бы переносившим зрителя в самый центр событий, происходивших тогда, при Нахимове… возле каменной плиты, положенной неподалеку от Памятника затопленным кораблям на месте будущего монумента в честь героев революционного восстания черноморцев… около Малахова кургана, вокруг которого, на дне оврагов, заросших степными маками, зарыты матросы — соратники Нахимова, герои первой севастопольской страды; революционные матросы с броненосцев «Князь Потемкин-Таврический» и «Георгий Победоносец», с крейсера «Очаков» и транспорта «Буг», с учебного судна «Прут» и минного крейсера «Гридень», казненные царскими палачами в годы реакции; матросы-большевики, расстрелянные врагами Советской власти в годы интервенции и гражданской войны… Прошлое, настоящее, будущее неразделимы в мыслях о Севастополе, воплотившем в своей истории славу флота, дух героизма всего народа, защищавшего родину даже в мрачную пору крепостного права, образы людей, имена которых, на веки вечные оставаясь в севастопольских летописях, принадлежат всей стране… Подвиг пяти черноморцев, Героев Советского Союза — политрука Николая Фильченкова и его боевых друзей — Даниила Одинцова, Юрия Паршина, Василия Цыбулько, Ивана Красносельского, которые со связками гранат легли под фашистские танки, чтобы не пропустить их у Дуванкойского шоссе к родному городу… Подвиг краснофлотца Ивана Голубца, Героя Советского Союза, ценой своей жизни спасшего корабль и товарищей… Подвиг портовых водолазов, которые провели в общей сложности свыше полугода в трюмах затопленных судов, доставая из них боеприпасы и оружие для севастопольцев… Подвиг комсомольца-моряка Александра Чекаренко, сумевшего сперва вывести в безопасное место горстку бойцов, которыми он командовал, а затем возвратиться к складу боеприпасов в штольне у Сухарной балки, чтобы взорвать и склад, и фашистов, уже проникших в штольню… Подвиг паровозной бригады бронепоезда «Железняков», выводившей его под обстрелом на огневую позицию, расположенную на расстоянии всего лишь двухсот метров от вражеских дотов… Подвиг старшины Пустовойтенко, шестнадцать часов простоявшего на вахте в отравленной парами бензина и углекислотой подводной лодке после пожара на дне Песочной бухты и не поднявшего лодку на поверхность до назначенного срока… Подвиг и выдержка… Выдержка — прежде всего…

— Наша задача, — наконец говорит Местников, — осуществлять блокаду подступов, не допускать, чтобы противник прорывался сквозь нее, топить его караваны в море, на выходе и на подходах… Что касается торпеды Латашинского, то хотя она не сработала, но свое дело сделала. Фашисты струсили и вернулись в бухту. В ней и подохнут!.. Теперь к делу… Разойтись в прежнем порядке на дистанцию слышимости и на переменных курсах просматривать море. Будем стеречь выход, пока не сменят летчики. Заводитесь!

Он спускается в радиорубку и пишет короткую шифровку для командира бригады. Как и накануне, в шифровке только три слова:

«Встретил, атаковал, утопил»…

…На рассвете над легкой дымкой тумана, над морем и над катерами проплывает темнокрылый, с алыми звездами самолет-разведчик дивизии Корзунова. Подтверждая, что заступает на вахту, он приветственно покачивает плоскостями и, набрав высоту, берет курс туда, где неумолчно гремит канонада, где клубятся над руинами разоренного врагами родного города тучи черного дыма.