Язык птиц - [15]

Шрифт
Интервал

Да еще в промежутке бесстыжий нахал
Приблизительно столько же пищи сжирал.
Захмелевшим слоном бушевала в нем сила,
Он резвился, пока его в сон не валило.
Вдруг нежданно, веленьем сурового рока,
Вся страна разоренью подверглась жестоко.
865 И такой неожиданный мор подоспел,
Что народу покинуть пришлось тот предел.
Люди стали сбираться в далекие страны,
Все бежали, боязнью за жизнь обуяны.
И силач — тоже в путь, не раздумывал много,
Он не знал, сколько бедствий готовит дорога.
Путь далекий им выпал в пустыне идти,
Как прокормишь такого облома в пути?
А детина, лишь сутки без пищи промучась,
Горько сетовать стал на злосчастную участь.
870 А еще через день силача одолело:
Стали сила и мощь покидать его тело.
Третий день подошел — он совсем ослабел,
И в пустыне настиг его смертный удел.
Люди шли. Дети пешей толпою шагали,
Те, кто старостью согнуты вдвое, шагали.
Два-три дня еще мучились люди в пустыне,
А потом обрели себе отдых в долине.
А силач этих трудностей не превозмог,
И в пустыне настиг его гибельный рок.

ОТГОВОРКА ФИЛИНА

875 Тут на слабость свою начал сетовать Филин:
«Эй, вожак, я ослаб и совсем обессилен.
Мне привычно гнездиться во мраке развалин,
Где, того и гляди, будешь насмерть завален.[89]
И кричу я, тоскою объятый, навзрыд,
Словно сломленный тяжкой утратой, — навзрыд.
Возношу я стенанья, тоскуя по кладу,
Распаляю надеждою в сердце досаду.
Не страшны мне и тягостной доли лишенья:
Глядь, и клад будет послан судьбой в утешенье.
880 Одержимый мечтой о сокровище том,
Стерегу я развалины ночью и днем.
Дальний путь мне не нужен, уволь! Я не скрою:
Что Симург мне со всею его Каф-горою?»

ОТВЕТ УДОДА

«К-эй, — промолвил Удод, — нет обмана опасней,
Губишь душу ты этой нелепою басней.
Твое сердце томится надеждою ложной,
Ей свершиться — ведь это исход невозможный.
Ну, допустим, отыщешь желанный свой клад,
Ты подумай-ка, плакальщик скорбных утрат, —
885 Что за прок тебе будет, помимо напастей?
Каждый миг будешь пленником новых несчастий!
Ты от этих напастей погибнешь с позором,
А сокровище станет добычею ворам».

ПРИТЧА

Жил в одном государстве безумный отшельник,
День и ночь средь развалин томился, бездельник.
Вырыть клад одержим был он мыслью упрямой
И упорно выкапывал яму за ямой.
И когда он изведал немало уж бед,
Случай вывел его на желаемый след.
890 Дверь видна ему стала в проеме разъятом,
А за нею — проход к богатейшим палатам.
Видит: сорок сосудов — казна Феридуна,
Да какое! — несметные клады Каруна [90]
Был несчастный беспамятством сразу объят,
И туда вдруг пришел некий мерзостный гад.
И узрел он пришельца в том логове жутком,
И казну, от которой простишься с рассудком.
И блеснул над безумцем кинжал изувера,
И окрасились кровью и клад, и пещера.
895 Был мечтой его жизни запрятанный клад,
Только все обернулось ему невпопад.

ОТГОВОРКА ГУМАЮНА

Речь повел Гумаюн — блеском лучший из лучших.
«Эй, — сказал он, — великий наставник заблудших!
Сан высокий мой столько обрел благодати,
Что под сенью моею — престол благодати.
Сени крыльев моих столько счастья дал бог,
Что под нею стать шахом и нищий бы смог.[91]
Знать, где шах ваш неведомый, мне ли пристало?
Изнурять себя бедами мне ли пристало?
900 Лучше в небо взлечу я сверкающим взмахом,
Пусть дают мои крылья пристанище шахам!»

ОТВЕТ УДОДА

«К-эй, — промолвил Удод, — что за глупые бредни,
Будто все это плел здесь безумец последний.
Твоему неразумию нет и предела,
Прикрываешься ложью ты очень умело.
То, что крылья твои дарят шахам приют, —
Эту веру тебе заблужденья дают.
И в историях шахов, что ныне известны,
Есть ли вести об этом? — Они неизвестны!
905 Разве шахская доля дана им тобою,
Хоть подобный почет и желаем тобою?!
Небылицею ложной ты тешишь себя,
Мыслью самой ничтожной ты тешишь себя.
Даже если бы правдой твой бред оказался
И в тебе хоть бы знак тех примет оказался,
Шахской властью людей награждает всесущий,
А тебе эта милость не стала присущей!
Как и псам, тебе служит поживою кость,
Эко диво — мусолить паршивую кость!
910 Знай, о пленник, погрязший у вздора в неволе,
Ты достоин такой отвратительной доли!»

ПРИТЧА

На Персидском заливе добытчики сворой,
Жаждя в море разжиться добычею скорой,
Платят пять или десять дирхемов — по чину,
Чтобы бедный ныряльщик кидался в пучину[92]
И, стократ погибая, с зари допоздна
Доставал бы им жемчуг бесценный со дна.
А в жемчужнице — тысячной россыпью зерна
Или только одно, но, размером отборно,
915 Блещет, словно корона, — таков уж обычай:
Нанимателю все это будет добычей.
Все купец отберет, отбирать он горазд,
А пловцу только пару монеток и даст.
Тот хоть что-то берет, а тебе :— что досталось?
Только костью, как пес, и насытишься малость.
А умен — что ж тянуться к пустым разговорам,
Все слова твои сплошь переполнены вздором.

ОТГОВОРКА СЕЛЕЗНЯ

«К-эй, избранник, — явил тут и Селезень норов, —
Мне дарована жизнь среди водных просторов.
920 А без них я страдаю, печалюсь и трушу,
Словно рыба, что брошена силой на сушу.
Ну а раз жизнь в воде уготована мне,
Непорочности благо даровано мне.
Чистота и безгрешность даны мне водою,
И великих похвал я поэтому стою.
Миг единый пробуду с водою в разлуке —
Сотни раз претерплю несказанные муки.
На волнах и молитву творить я привык,

Еще от автора Алишер Навои
Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Семь планет

«Семь планет» — предпоследняя поэма «Пятерицы». Это остросюжетное многоплановое произведение, в котором ход повествования перебивается семью вставными новеллами в стихах. Причем каждая из них, при ее самостоятельном характере, связана с главной сюжетной линией поэмы, в центре которой история любви шаха Бахрама Гура и невольницы по имени Диларам.


Поэмы

Удивительно широк и многогранен круг творческих интересов и поисков Навои. Он — поэт и мыслитель, ученый историк и лингвист, естествоиспытатель и теоретик литературы, музыки, государства и права, политический деятель. В своем творчестве он старался всесторонне и глубоко отображать действительность во всем ее многообразии. Нет ни одного более или менее заслуживающего внимания вопроса общественной жизни, человековедения своего времени, о котором не сказал бы своего слова и не определил бы своего отношения к нему Навои.


Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни.


Газели

В произведениях Алишера Навои тюркский стих достиг вершин художественности, — его газели отличает филигранная обработка, виртуозная инструментовка, семантическая игра, свежесть метафор.


Стена Искандара

«Стена Искандара», пятая, последняя, поэма «Пятерицы», — объемное многоплановое эпическое произведение, в котором нашли свое отражение основные вопросы, волновавшие умы и сердца людей того далекого времени и представляет собой подлинную энциклопедию общественной жизни и мыслей эпохи Навои.Главным героем поэмы является Искандар, и почти весь сюжет произведения связан с его личностью, с его деятельностью и мировоззрением. В лице великого полководца древности Навои создает образ идеального правителя и противопоставляет его государственным деятелям своей эпохи.


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.


Федра

Трагедия, сюжет которой заимствован Расиным у Еврипида. Трагедия, первоначально носившая заглавие «Федра и Ипполит», была впервые представлена в Бургундском отеле 1 января 1677 г. Шедевр Расина окончательно утвердил свои права на парижской сцене. Тогда же вышло и первое издание пьесы. Заглавие «Федра» появилось лишь в собрании трагедий Расина в 1687 г.


Анналы

Великий труд древнеримского историка Корнелия Тацита «Анналы» был написан позднее, чем его знаменитая «История» - однако посвящен более раннему периоду жизни Римской империи – эпохе правления династии Юлиев – Клавдиев. Под пером Тацита словно бы оживает Рим весьма неоднозначного времени – периода царствования Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона. Читатель получает возможность взглянуть на портрет этих людей (и равно на «портрет» созданного ими государства) во всей полноте и объективности исторической правды.


Письма к жене

Письма А. С. Пушкина к жене — драгоценная часть его литературно-художественного наследия, человеческие документы, соотносимые с его художественной прозой. Впервые большая их часть была опубликована (с купюрами) И. С. Тургеневым в журнале «Вестник Европы» за 1878 г. (№ 1 и 3). Часть писем (13), хранившихся в парижском архиве С. Лифаря, он выпустил фототипически (Гофман М. Л., Лифарь С. Письма Пушкина к Н. Н. Гончаровой: Юбилейное издание, 1837—1937. Париж, 1935). В настоящей книге письма печатаются по изданию: Пушкин А.С.


Полинька Сакс

Юная жена важного петербургского чиновника сама не заметила, как увлеклась блестящим офицером. Влюбленные были так неосторожны, что позволили мужу разгадать тайну их сердец…В высшем свете Российской империи 1847 года любовный треугольник не имеет выхода?