Язык птиц - [15]

Да еще в промежутке бесстыжий нахал

Приблизительно столько же пищи сжирал.

Захмелевшим слоном бушевала в нем сила,

Он резвился, пока его в сон не валило.

Вдруг нежданно, веленьем сурового рока,

Вся страна разоренью подверглась жестоко.

865 И такой неожиданный мор подоспел,

Что народу покинуть пришлось тот предел.

Люди стали сбираться в далекие страны,

Все бежали, боязнью за жизнь обуяны.

И силач — тоже в путь, не раздумывал много,

Он не знал, сколько бедствий готовит дорога.

Путь далекий им выпал в пустыне идти,

Как прокормишь такого облома в пути?

А детина, лишь сутки без пищи промучась,

Горько сетовать стал на злосчастную участь.

870 А еще через день силача одолело:

Стали сила и мощь покидать его тело.

Третий день подошел — он совсем ослабел,

И в пустыне настиг его смертный удел.

Люди шли. Дети пешей толпою шагали,

Те, кто старостью согнуты вдвое, шагали.

Два-три дня еще мучились люди в пустыне,

А потом обрели себе отдых в долине.

А силач этих трудностей не превозмог,

И в пустыне настиг его гибельный рок.

ОТГОВОРКА ФИЛИНА

875 Тут на слабость свою начал сетовать Филин:

«Эй, вожак, я ослаб и совсем обессилен.

Мне привычно гнездиться во мраке развалин,

Где, того и гляди, будешь насмерть завален.[89]

И кричу я, тоскою объятый, навзрыд,

Словно сломленный тяжкой утратой, — навзрыд.

Возношу я стенанья, тоскуя по кладу,

Распаляю надеждою в сердце досаду.

Не страшны мне и тягостной доли лишенья:

Глядь, и клад будет послан судьбой в утешенье.

880 Одержимый мечтой о сокровище том,

Стерегу я развалины ночью и днем.

Дальний путь мне не нужен, уволь! Я не скрою:

Что Симург мне со всею его Каф-горою?»

ОТВЕТ УДОДА

«К-эй, — промолвил Удод, — нет обмана опасней,

Губишь душу ты этой нелепою басней.

Твое сердце томится надеждою ложной,

Ей свершиться — ведь это исход невозможный.

Ну, допустим, отыщешь желанный свой клад,

Ты подумай-ка, плакальщик скорбных утрат, —

885 Что за прок тебе будет, помимо напастей?

Каждый миг будешь пленником новых несчастий!

Ты от этих напастей погибнешь с позором,

А сокровище станет добычею ворам».

ПРИТЧА

Жил в одном государстве безумный отшельник,

День и ночь средь развалин томился, бездельник.

Вырыть клад одержим был он мыслью упрямой

И упорно выкапывал яму за ямой.

И когда он изведал немало уж бед,

Случай вывел его на желаемый след.

890 Дверь видна ему стала в проеме разъятом,

А за нею — проход к богатейшим палатам.

Видит: сорок сосудов — казна Феридуна,

Да какое! — несметные клады Каруна [90]

Был несчастный беспамятством сразу объят,

И туда вдруг пришел некий мерзостный гад.

И узрел он пришельца в том логове жутком,

И казну, от которой простишься с рассудком.

И блеснул над безумцем кинжал изувера,

И окрасились кровью и клад, и пещера.

895 Был мечтой его жизни запрятанный клад,

Только все обернулось ему невпопад.

ОТГОВОРКА ГУМАЮНА

Речь повел Гумаюн — блеском лучший из лучших.

«Эй, — сказал он, — великий наставник заблудших!

Сан высокий мой столько обрел благодати,

Что под сенью моею — престол благодати.

Сени крыльев моих столько счастья дал бог,

Что под нею стать шахом и нищий бы смог.[91]

Знать, где шах ваш неведомый, мне ли пристало?

Изнурять себя бедами мне ли пристало?

900 Лучше в небо взлечу я сверкающим взмахом,

Пусть дают мои крылья пристанище шахам!»

ОТВЕТ УДОДА

«К-эй, — промолвил Удод, — что за глупые бредни,

Будто все это плел здесь безумец последний.

Твоему неразумию нет и предела,

Прикрываешься ложью ты очень умело.

То, что крылья твои дарят шахам приют, —

Эту веру тебе заблужденья дают.

И в историях шахов, что ныне известны,

Есть ли вести об этом? — Они неизвестны!

905 Разве шахская доля дана им тобою,

Хоть подобный почет и желаем тобою?!

Небылицею ложной ты тешишь себя,

Мыслью самой ничтожной ты тешишь себя.

Даже если бы правдой твой бред оказался

И в тебе хоть бы знак тех примет оказался,

Шахской властью людей награждает всесущий,

А тебе эта милость не стала присущей!

Как и псам, тебе служит поживою кость,

Эко диво — мусолить паршивую кость!

910 Знай, о пленник, погрязший у вздора в неволе,

Ты достоин такой отвратительной доли!»

ПРИТЧА

На Персидском заливе добытчики сворой,

Жаждя в море разжиться добычею скорой,

Платят пять или десять дирхемов — по чину,

Чтобы бедный ныряльщик кидался в пучину[92]

И, стократ погибая, с зари допоздна

Доставал бы им жемчуг бесценный со дна.

А в жемчужнице — тысячной россыпью зерна

Или только одно, но, размером отборно,

915 Блещет, словно корона, — таков уж обычай:

Нанимателю все это будет добычей.

Все купец отберет, отбирать он горазд,

А пловцу только пару монеток и даст.

Тот хоть что-то берет, а тебе :— что досталось?

Только костью, как пес, и насытишься малость.

А умен — что ж тянуться к пустым разговорам,

Все слова твои сплошь переполнены вздором.

ОТГОВОРКА СЕЛЕЗНЯ

«К-эй, избранник, — явил тут и Селезень норов, —

Мне дарована жизнь среди водных просторов.

920 А без них я страдаю, печалюсь и трушу,

Словно рыба, что брошена силой на сушу.

Ну а раз жизнь в воде уготована мне,

Непорочности благо даровано мне.

Чистота и безгрешность даны мне водою,

И великих похвал я поэтому стою.

Миг единый пробуду с водою в разлуке —

Сотни раз претерплю несказанные муки.

На волнах и молитву творить я привык,