While Your Lips Are Still Red - [2]

Больше всего на свете ему хочется сейчас поцеловать жену. Поцеловать, уложив на недавно выстиранные простыни, пригладить спутанные локоны, обласкать каждый сантиметр ровной белоснежной кожи и насладиться тем, что Белла может ему дать. Ощутить себя внутри нее и, раз за разом двигаясь, подпитывая это ощущение, наконец-таки получить долгожданную разрядку. Три недели многовато… три недели даже для него многовато. Он по ней соскучился.

Однако прежде, чем требовать от девушки подобного, нужно убедиться, что она чувствует себя хорошо (что в последнее время редкость), ей ничего не требуется, и она, что важнее всего, достаточно отдохнула.

Поэтому, отложив мысли о сексе в дальний ящик, какими бы привлекательными и до боли желанными они ни были, Эдвард тихонько направляется в зал.

Возле дивана он неслышно, боясь потревожить, приседает рядом с женой, с нежностью глядя на дорогое узкое лицо, чувственные губы и сиреневые, слава богу не подрагивающие, веки. Ее главное достояние — ресницы. Такие длинные, такие черные… нет красивее и не будет. Они прекрасно дополняют неширокие брови, являются отражением натурального цвета волос. Белла всегда хотела перемен, и покраситься — одна из них. Из дозволенных. Муж не стал ей этого запрещать.

Теперь очаровательная маленькая шатенка, положив под голову туго набитую диванную подушку, тихонько посапывает, уткнувшись в нее носом. Во сне на ее лице нет изможденности, во сне она выглядит счастливой и удовлетворенной, а самое главное — наполненной силой, энергией. Ее хрупкость теряется во сне. Во сне она практически обыкновенная здоровая женщина — такая, какой всю жизнь мечтала быть.

Расстегнув две пуговицы на своей рубашке, Каллен устраивает голову на сложенных вместе руках, пристроившись возле жены. Места мало, но все же достаточно для него. Хватает.

Он не хочет прикасаться к ней — знает, что проснется, семьдесят процентов, — но не удерживается. Сначала лежит не двигаясь, сначала только лишь смотрит, но затем… легонько-легонько гладит волосы. Уступает своему отчаянному желанию. При всей умиротворенности и силе Белла во сне белая, неподвижная и спокойная. А в свете той ситуации, в которой они оказались, Эдварда это пугает. Будит ненужные страхи.

Волосы мягкие и шелковистые, прямо рассыпаются между пальцами волной прядок. И этого достаточно, чтобы успокоить мужчину. Ровно как и теплого дыхания Беллы, что слышится рядом, на его коже.

Не успевает Эдвард и сообразить, что происходит, расслабленно выдохнув приятному ощущению, которое испытывает, касаясь жены, а его пальцы уже в ее власти.

Тихонечко застонав от удовольствия, Белла крепче прижимает к себе руку мужа, сама вытягиваясь так, чтобы быть к ней ближе. Моргает, неспешно открывая глаза, мутные ото сна, и улыбается, увидев его. Нежно-нежно. Как только она умеет.

— С возвращением, — шепчет, оккупировав левую ладонь.

Отвечая ей взаимностью — во всех действиях и особенно в выражении лица — Каллен отзывается на приветствие:

— Спасибо, радость моя.

От него веет теплом, защищенностью и верой. Верой в нее и то, что сможет справиться с собственным организмом — достаточно сильна для этого. И с удовольствием, какого не передать, придвигается ближе к мужчине. Утыкается лицом в его плечо, расположившееся так близко к дивану.

— Ты чуть раньше сегодня, да?

Прикрыв щекой ее макушку, Эдвард незаметно качает головой:

— На сорок минут позже, солнышко. Извини, мне нужно было зайти в магазин.

Поморщившись при озвученном сроке, Белла испуганно поднимает на него глаза. Карие-карие, теплые. Расплавленный шоколад. Золото с шоколадом. Лучшее угощение.

— Сейчас шесть?

— Почти.

— Черт… — прикусив губу от своей нерасторопности, миссис Каллен пытается поскорее подняться, окончательно просыпаясь. Посылает куда подальше свою сонливость, обозленная на навалившуюся так не вовремя усталость.

— Что, «Путешествие под парусами»* начинается? — усмиряя ее и придерживая за талию, зовет Каллен. — Куда так торопишься?

— Ужин…

— Ужин?

— В холодильнике. Эдвард, я проспала, прости. Ты, наверное, очень голодный… — глаза наполняются искренним сожалением, тонкие бледные пальцы подрагивают, виновато погладив его по плечу. Все в жене намекает на огорчение — пусть и по такой несущественной причине.

— Белла, я не умру с голоду за пару минут, а ты заработаешь головокружение, — мягко сообщает он, вынуждая девушку прежде сесть, а уж только потом встать, — помедленнее.

— Ты же целый день… а я…

Запрокидывает голову, зажмурившись. Осуждает себя сама хуже, чем смог бы кто угодно еще.

— Мне очень приятна твоя забота, любимая, но давай все же без вреда для здоровья, а? — ободряюще произносит Эдвард, притягивая ладошки жены к себе и намереваясь поцеловать их. Белла оценивает ситуацию позже, чем полагается, и, когда пробует выдернуть руку, вспомнив о том, почему их стоит немедленно вымыть с мылом и зубной пастой для пущего эффекта, становится поздно.

Каллен чувствует едва уловимый «аромат» половой тряпки. И оттенок грязной воды, которую у нее не нашлось сил второй раз поменять.

Его лицо мгновенно наполняется хмуростью, в глазах загорается явственное неодобрение, а скулы заостряются. Такой красивый, когда улыбается, он облачается в самый нелюбимый женой укоряющий образ. Даже медные волосы и то, кажется, темнеют.