Выстрелы в Сараево - [98]
Наутро Кирюхину ставится вопрос, откуда у него такая осведомленность. Отвечает, что ему рассказывал Фейт. Савинков едет в Париж, вызывает туда Кирюхина и скоро возвращается один. Оказывается, Фейт ничего не говорил и не мог говорить, так как факты, о которых идет речь, ему не были известны.
Выходит, Фейт был в доверительных отношениях с одним из виднейших террористов Борисом Савинковым, если тот мгновенно сориентировался и организовал его очную ставку с Кирюхиным. Фейт и вывел лжеца на чистую воду…
После октябрьского переворота Фейт вместе с Гоцем и Черновым встал на сторону Керенского и 11 ноября 1917 года был замечен в расположении его отряда в Царском Селе. По показаниям видного эсера Ратнера, Фейт в тот период был в числе руководителей Московской боевой организации (все-таки школа Савинкова даром не прошла!). Но дело стало, о чем в большевистском очерке сообщается следующее:
Если военная комиссия партии эсеров в Ленинграде, даже объединившись с «Союзом возрождения», еле влачила свое существование, то еще плачевнее обстояло дело с Москвой. Здесь после разгрома юнкерского восстания партия эсеров не могла наладить чего-нибудь цельного. Рабочих дружин не существовало вовсе, ячеек среди солдат — тоже. Существовало лишь несколько офицерских беспартийных военных организаций, среди которых было довольно много эсерствующих элементов. Руководителем всей военной работы в Москве был доктор Андрей Ильич Фейт[403].
Фейт проходил обвиняемым на известном процессе по делу эсеров в мае 1922 года, но аресту не подвергался. Впрочем, дело против него (и Верховского тоже) было прекращено по амнистии, объявленной еще в 1919 году; реабилитирован же Фейт был совсем недавно. Последнее выглядит весьма курьезно, если учесть, что еще при жизни сей «жертве репрессий» были оказаны высокие почести.
26 декабря 1925 года в Большом театре открылся Всесоюзный съезд политкаторжан, в президиуме которого сидел и Фейт (другие члены президиума имели еще более «заковыристые» фамилии). Из дневника съезда:
Первым слово для доклада о революции 1905 года получает член общества, тов. Л. Д. Троцкий, встреченный бурной овацией всех собравшихся.
Тов. Троцкий упомянул, что было выполнено обязательство революции по отношению к династии Романовых, но вы помните, что, когда это обязательство было выполнено, оно во многих шатких умах вызвало недовольство. Я должен вам напомнить, что Пестель в 1825 году ставил ясно и четко программу действий: уничтожить всю династию Романовых без остатка, чтобы ни один отпрыск не остался, чтобы он не мог мутить. В данном случае революция в 1918 года выполнила не только завет 1905 года, но и завет Пестеля (аплодисменты)[404].
Разумеется, этой дикости, уж не знаю, от души или нет, аплодировал и Фейт. В те годы он стал советским эпикурейцем: возглавлял санатории в Пушкино и на Воробьевых горах, лечил каторжан, читал лекции и даже насочинял книжку «Популярные очерки по физиологии». Похоронили его с почестями на Новодевичьем, пышная процессия проследовала чуть ли не через всю Москву.
Жена, Анна Николаевна Фейт (1867–1929), всегда активно помогала мужу. Ее хорошо знала семья В. Г. Короленко по Нижнему Новгороду. Судя по всему, у Анны Фейт в Нижнем был свой дом, где она (пока ждала мужа из читинской ссылки) устраивала собрания и дискуссии между социал-демократами и народниками. Здесь же у Фейтов родился сын Андрей (1903–1976), ставший актером (запомнился как непревзойденный исполнитель ролей разнообразных злодеев — от заграничных шпионов до злых колдунов, но играл под фамилией Файт). Его первая жена — Галина Кравченко (1905–1996), героиня немого кино, вторично вышла замуж за сына большевистского вождя Л. Б. Каменева. Старший брат Николай — чемпион республики по прыжкам в высоту.
Фейт был знаком с Троцким давно. В 1906 году он вместе с Троцким и другими членами исполкома Петербургского Совета (Авксентьев, Вайнштейн, Голынский, Злыднев, Киселевич, Кнуньянц-Радин, Комар, Немцов, Сверчков-Введенский, Симановский, Стогов и Хрусталев-Носарь) был лишен прав состояния и сослан на поселение в Обдорск (ныне Салехард)[405]. В книге «Моя жизнь» Троцкий так описывает тот памятный февраль 1907 года:
Пересекши сплошь зараженные тифом районы, мы 12 февраля, на 33-й день пути, доехали до Березова, куда некогда сослан был сподвижник Петра князь Меньшиков[406].
Запись из личного дневника уточняет:
Привезли нас непосредственно в тюрьму. У входа стоял весь местный гарнизон, человек пятьдесят, шпалерами. Как оказывается, тюрьму к нашему приезду чистили и мыли две недели, освободив ее предварительно от арестантов. В одной из камер мы нашли большой стол, накрытый скатертью, венские стулья, ломберный столик, два подсвечника со свечками и семейную лампу. Почти трогательно!
Здесь отдохнем два дня, а затем тронемся. Да, дальше… но я еще не решил для себя — в какую сторону…[407]
И снова вернемся к «Моей жизни»:
В Березове нам дали остановку на два дня. Предстояло еще совершить около 500 верст до Обдорска. Мы гуляли на свободе. Побега власти отсюда не боялись. Назад была одна— единственная дорога по Оби, вдоль телеграфной линии: всякий бежавший был бы настигнут. В Березове жил в ссылке землемер Рошковский. С ним я обсуждал вопрос о побеге. Он сказал мне: можно попытаться взять путь прямо на запад, по реке Сосьве, в сторону Урала, проехать на оленях до горных заводов, попасть у Богословского завода на узкоколейную железную дорогу и доехать по ней до Кушвы, где она смыкается с пермской линией. А там — Пермь, Вятка, Вологда, Петербург, Гельсингфорс!.. Дорог по Сосьве, однако, нет. За Березовом сразу открывается дичь и глушь. Никакой полиции на протяжении тысячи верст, ни одного русского поселения, только редкие остяцкие юрты, о телеграфе нет и помину, нет на всем пути даже лошадей, тракт исключительно олений. Полиция не догонит. Зато можно затеряться в пустыне, погибнуть в снегах. Сейчас февраль, месяц метелей…
«В Речи Посполитой» — третья книга из серии «Сказки доктора Левита». Как и две предыдущие — «Беспокойные герои» («Гешарим», 2004) и «От Андалусии до Нью-Йорка» («Ретро», 2007) — эта книга посвящена истории евреев. В центре внимания автора евреи Речи Посполитой — средневековой Польши. События еврейской истории рассматриваются и объясняются в контексте истории других народов и этнических групп этого региона: поляков, литовцев, украинцев, русских, татар, турок, шведов, казаков и других.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
Русские войска вошли в австрийский Львов в августе 1914 года, меньше чем через месяц после начала Великой войны. Невероятный успех русского оружия стал возможен благодаря целому ряду факторов, которые позволили одержать победу в одном из величайших сражений Первой мировой. Галицийская битва сегодня практически забыта, чему есть понятные причины политического характера. В ходе этого сражения Россия впервые включила в состав страны территорию Восточной Галиции, которую мы знаем сегодня как Западную Украину.
Россия была в шаге от победы в Первой мировой войне, но ее предали.«Россия выполнила свой союзнический долг. Ее наступления в Пруссии и в Галиции сорвали планы противника, позволили союзникам удержать фронт и защитить Париж, заставили врага бросить на восток, где отчаянно бились русские полки, значительную часть своих сил. Россия смогла сдержать этот натиск, а затем перейти в наступление. И весь мир услышал о легендарном Брусиловском прорыве). Однако эта победа была украдена у страны. Украдена теми, кто призывал к поражению своего Отечества, своей армии, сеял распри внутри России, рвался к власти, предавая национальные интересы.»Такой была Первая Мировая война для нашей страны по мнению президента Владимира Путина.