Второй Беличий Песок - [45]

Лес вокруг тянулся во все стороны, что ни разу не удивительно; идущие и трясущие хвостами потеряли счёт речкам, холмам, полянам и прочим достопримечательностям. Несколько раз они теряли направление тропы, потому как она выходила на поле и там буквально исчезала, иди куда уши слушают. Приходилось искать уверенное продолжение, возвращаться и пилить заново. Макузь поглядывал на белку, но не замечал никаких признаков усталости — пушистая серенькая грызунья шагала не менее бодро, чем в начале, и уши занимали в основном стоячее положение, свидетельствующее о притоке Хрурности. Хвост у Ситрик правда повис, потому как отсырел — у белкача конечно тоже был отнюдь не сухой.

Теперь останавливаться на ночлег грызи рисковали только в укреплённых местах, хотя бы возле большого комля упавшего дерева — сами забирались под навес из корней и земли, а на подходе разжигали костёр — уж по крайней мере они знали, что диких зверей огонь пугает.

— Да как цокнуть, — пожал плечами Макузь, — Это в общем однопухственно, пугает или нет.

— Как так? — уточнила Ситрик, копаясь в рюкзаке.

— Так мы сидим близко к огню, потому что плащи и пухогрейки, а без одежды попробуй сидани, враз пух опалишь. Поэтому крупный четырёхлапый зверь сюда вообще не войдёт так, чтобы не опалиться.

— Чтобы не опалиться, — повторила белка, глядя как оранжевые язычки пламени разбегаются по щепкам.

— Слышу ты глядишь, как оранжевые язычки пламени разбегаются по щепкам, — проявил чудеса наблюдательности Макузь.

— Ты проявил чудеса наблюдательности, — хихикнула Ситрик.

Щепки они заранее высушивали на предыдущем костре, чтобы разжечь следующий, так что дело шло в пух. На огонь ставился корм для подогрева, ну и конечно Чай. «Зелёной воды», или зелёнки, грызи с собой не брали, потому как тяжело тащить — а лупануть было бы в пух, для поддержания сил и против возможных соплей. Как бы там ни было, пуши сидели на два хвоста между комлем и костром, каковой выхватывал из темени небольшой кусочек залитой водой земли. Неровные волны ветра колыхали пламя и дули в нос дымом, и это не вызывало фырканья. Белки были лесными рыбами и жили в океане из воздуха — даже не зная ещё толком, как устроена атмосфера и всё такое, они это ощущали интуитивно. Так что течения родной стихии не могли вызывать ничего, кроме упомянутого притока не менее упомянутой Хрурности… ну всмысле, пока течения имели лезущую в ворота скорость.

— Выслушай-ка Мак, — цокнула Ситрик, склонив ухо, — Йа всё никак не могу взять под уши, почему кпримеру волки не пользуются огнём? Ты сам цокнул, что вряд ли они его настолько боятся, чтобы не совладать с собой.

— А лапы? — показал лапы Макузь, — Ведь это у грызей лапы приспособлены для того, чтобы пользоваться хоть чем. А у многих зверьков они только ходить да за ухом чесать.

— Во кошмар, — поёжилась белка, — Представлю себе, что у меня лапы — ходить да за ухом чесать, бррр…

— Ну, слышимо тут некоторое соответствие между образом думания и лапами.

— Песок в том, что все зверьки — это один ЛесЪ, — цокнула Ситрик, — И если хотя бы у грызей есть лапы для огня и всего прочего, значит и у Леса в целом — тоже есть.

— Поперёк не цокнешь, — подумав, кивнул Макузь, — Это в пушнину.

— А кроме того, если не забывать об этом, всегда будет чем занять их, лапы! — добавила серенькая, — А то иногда знаешь, грызь заболевает уныньем.

— Чем-чем? — искренне не вгрыз белкач.

— Уныньем. Ну да, это редко бывает, но всё равно, — Ситрик покачала ухом, — Просто ты не слышал большого количества разных грызей, чтобы заметить.

— Зато ты слышала, чистоцокающая грызунихо, — ласково цокнул Макузь.

Пуши сидели прибочно, ощущая пух, и это было в него же. Непогода продолжала слегка буйствовать, но хотя бы к удаче сменился ветер и теперь дым не несло в нос. Налив полные фляги горячим чаем, грызи собрались переходить в более горизонтальное положение, и собственно так и сделали. В отсутствии настоящего гнезда белки как правило не ложились на землю, а полулёжа приваливались к чему-нибудь, подложив хвостяру — так и удобнее, и теплее. В ясные ночи так можно было с удобством пялиться на звёзды и луну, но сейчас небо показывало непрослушную темноту, из которой валил мелкий мокрый снег.

Макузь, неслушая на теплоту и исправно тлеющий костёр, проснулся и поводил вокруг ушами. Некстати вспомнилось, что кроме как огонь, сейчас вообще нет никакой защиты от животных. Грызь хотел осторожно выбраться, чтобы не тревожить Ситрик, но та хотела сделать тоже самое. Посмеявшись, они встали, и обшарив ближайшую округу, спилили две достаточно толстые палки с рогатинами на концах — у Макузя имелась походная пилка, ладони в две длиной, так что и. Ручкой этой пилки можно было пользоваться как топориком, и сейчас белкач заточил им концы рогатин.

— Вот так оно как-то более туда, — ткнул пальцем в пух грызь.

С рогатиной под лапой сурковалось спокойнее, тут уж и цокать нечего. Хотя ночь всё холодала и снег перестал таять, пуши были утеплены снаружи и изнутри, так что не опасались ни разу и дрыхли. Само собой это относилось не ко всей ночи сразу, а ко времени, пока прогорал костёр — затем приходилось просыпаться и подбрасывать чурбаков. Макузь показал белке, как положить дрова таким образом, чтобы они и не потухли, и горели как можно дольше. Она конечно ночевала в лесу, но поддерживать костёр не приходилось — кипятили чай, и ладно. Тихо цокая об этом, белкач подумал, что не так давно цокал об этом не менее тихо, только на марисовские ушки… Он словно наяву ощутил её присутствие, так что чуть не стал оглядываться. Впрочем, ощущение было хрурным, а не наоборот, да и каким оно могло быть, если цоканье о бельчоне.