Второй Беличий Песок - [47]

Камульф опять сунулся близко, так что грызи зашипели на него, ткнули рогатками и прибавили огня в костре. Тот сразу отвалил, потому как работал на изматывание и вовсе не собирался действительно лезть на рожон. Только в отличие от лося, грызи это понимали и тактика теряла свою действенность.

— Так если надо будет, спустимся, — цокнул Макузь, — А когда мы будем наверху, они раньше поймут, что покормиться не получится. Кло?

— Ну кло, — согласилась Ситрик, — Слушай, а может начать выть?

— Напуха??

— Дабы возможно услышали грызи, ну или на крайняк серые волки, — пояснила она, — Быстрее выберемся.

— Тогда да, — вспушился грызь.

Грызунья подняла мордочку и завыла протяжно, и при этом крайне громко, так что у Макузя аж ухо заложило. Камульфы раздражённо закрякали.

— Подожди, наверх вылезем, дальше слышно будет.

К удаче, с вылезанием наверх никаких препонов не возникло — скрываясь за толстыми ветками с ещё не опавшим лапником, тобишь иголками, грызи пробежали по стволу и влезли на ель. Громоздкие рюкзаки они закинули на нижние ветки, потому как всё равно не достать, а сами поднялись повыше, где удобно расположить хвосты в ответвлениях сучьев. Вокруг уютно запахло смолой и хвоей, так что на рычавших внизу животных пуши поплёвывали. Ситрик то и дело выла, и думается при такой погоде слыхать её было килошага за два. Макузь же набрал сухих шишек — тут оказалась дятловая «кузница», в каковой этого добра лежало ведра два — и точно примерившись, кидал ими в нос камульфам, вызывая резонное негодование. Скоро те уже не ходили под ёлкой, а только на расстоянии шагов в сорок.

— Как белочь сидим, — смеялась Ситрик, понимая что так оно и есть.

— Да не совсем, — усмехнулся Макузь, — Для белочи в таком положении ничего тревожащего нет вообще, она между деревьями прыгать может. А мы пока перелезем, это уже весна наступит.

Белочь подтверждала это, сигая вокруг на огромные расстояния, так что только рыжий пух мелькал среди хвои. Камульфы вообще улеглись, что свидетельствовало о долгом разговоре. При этом следует признать, что грызи сильно потяжелели по сравнению с белочью, так что сидеть долго в развилках веток, даже подложив пухогрейки и привязавшись к стволу чтобы не навернуться, было не особо приятно. Макузь тоже начал выть, чтобы у белки не сел голос, но пока толку от этого не наблюдалось.

— Ну и? — цокнула Ситрик к вечеру, когда обстановка не сдвинулась ни на пушинку, а хвосты отсиделись.

— Не знаю не знаю, — почесал за ухом грызь, — Должны же они сообразить, что съесть нас через два месяца — это очень невыгодно в плане сытости?

— Таки должны? — усомнилась белка.

— Угу. Если бы они этого инстинктивно не соображали, как бы они выжили? — резонно цокнул грызь, — Мы же не ищем именно серый потат, чтобы покормиться, а кормимся чем есть.

— Йа отсидела хвост, — пожаловалась Ситрик.

— Ну давай слезем посидим у костра, — предложил Макузь, — Веток можно напилить с упавшей ёлки, и с этой, там сухие снизу…

Так они и сделали. Камульфы ощерились, гавкали и бросались, но толку никакого не имелось — достать пух за толстыми ветками на двухшаговой высоте было нельзя никак. Напилив поленьев, пуши спустились к комлю на прежнее место и не без труда развели костёр, потому как не заготовили разжижки, утекая. Макузь постоянно шипел и тыкал рогаткой, отгоняя зверей, а Ситрик возилась с огнём; наконец пламя раздвинуло тьму и стало спокойнее. В жестяном котелке закипела вода, которой кстати осталось не так много — ручей был шагах в ста, но пройти их не светило. Макузь пока вешал на ветки дождевик, чтобы по нему капли стекали в посуду — если сидеть под густой хвоей ёлки, не мочит и без плаща.

— Идите туда! — цокала Ситрик животным, — И-ди-те ту-да!

Животные не обращали никакого внимания. В темноте происходили какие-то подвижки, судя по хрусту веток и рычанию, но видать ничего не было. Испив чай, пуши полезли обратно на дерево, висеть.

К утру камульфы исчезли, и никто не мог цокнуть, когда это случилось — просто они ушли, как оно и полагалось по всем законам природы. Чтобы целая стая сдохла из вредности, ожидая выпадения бельчатины с ёлки — это как раз против законов. На мхе остались только следы, взъерошенные лапами, и буро-песчаного цвета шерсть на ветках. Ситрик порывалась немедленно пойти, но Макузь резонно цокнул, что после такой ночки лучше отдохнуть хотя бы пол дня, а то толку не будет. На случай если звери вернутся, он притащил запас воды, осторожно переходя между деревьями и готовый враз взлететь на ствол, как белочь. Причём это в том случае, если камульфы опять нагрянут толпой, а отдельного грызь не опасаясь и на рогатку бы поднял.

— У камульфа, у камульфа, жирные — бока! — распевала Ситрик, сидючи у комля, — У камульфа, у камульфа — окорока!

Макузь покатывался со смеху, а уж когда услышал это, так и подавно. Тех самых однако слышно больше не было, так что пуши начали собираться в путь — они уже слегка подзабыли, куда шли, и теперь вспомнили. Также они заметили, что сидели на ёлке совсем недалеко от тропы, и за всё время натурально никто по ней не прошёл, потому что иначе услышали бы вой.