Вспять: Хроника перевернувшегося времени - [65]

— Христа, что ли?

— Да неважно. Дождались.

И Слава рассказывал дальше: в режиме от перехода до перехода люди обмениваются мнениями, как остановить то, что повсеместно происходит. Запоминают сказанное, на другой день продолжают разговор по памяти.

— А потом проповедовать пойдете?

— Может, и пойдем. Не знаю. Мне предлагают войти в состав координационного совета.

— Ого! Растешь!

Слава поморщился.

— Я, знаешь ли, материалист, — сказал Владя. — Верю в производственные силы и производственные отношения. В глобализацию. В экономику и финансы. Верю, короче говоря, что людьми движет личный интерес и личная энергия. А интереса нет, значит, и ничего нет. И все будет валиться, хоть вы хороводы водите или демонстрации устраивайте. Словами никого не проймешь.

— Не знаю. Мне кажется, что с каждым годом на земле все большее влияние будет иметь мировое сообщество умных и здравых людей. Сначала виртуально, потом всеми остальными способами.

— Мировое правительство?

— Можно это назвать консультационным мировым советом. Но я вижу, тебе неинтересно, — грустно сказал Слава.

— Извини, нет.

— Как ты не поймешь? Ты вот сейчас собирался двух несовершеннолетних…

— А ты меня обломал! — сердито оборвал Владя.

— Илья тоже накуролесил — Анатолия Столпцова убил.

— И даже два раза. И молодец.

— А если завтра будет завтра? И Анатолий будет убит, а на твоей совести будут две девушки?

— Уже не будут. И почему они на моей душе, они меня сами сняли. Я, кстати, по пути двух подростков замочил. Одного до смерти, второго тоже хорошо помял. Но если завтра будет завтра и они оба загнутся, то, поверь мне, страдать не буду. И так полно всякой швали вокруг.

— Это ты решил, что они шваль?

— Если ты мне и дальше собираешься морали читать, лучше не трудись.

— Развеселился ты, я смотрю. И не ты один. Это и плохо. Тогда иди до конца — убей меня, например.

— За что?

— Я тебе на нервы действую. Девушек прогнал. Это же просто.

Слава повернулся в тесной кухне, дотянулся рукой до ящика, выдвинул, погремел там, нашел топорик для рубки мяса, протянул Владе.

— На. Руби меня по темечку.

— Не сходи сума.

— Я серьезно.

— Перестань. Ты мне друг.

— Ну и что? Я ведь завтра оживу.

— А если нет?

— Ага! — разозлился Слава и ударил обухом топорика по столу. — Если нет? А этих парней ты замочил — без всяких «если нет»? А девушками полакомиться захотел — тоже без всяких «если нет»? Когда до вас дойдет, идиоты, что хватит уже?

Независимо ни от чего! Просто — хватит!

— Отстань! — огрызнулся Владя и махом выпил полный стакан.

Посидел, охмелел и сказал с сожалением:

— А какие ножки были у этой маленькой, какие ножечки! Нет, завтра опять ее отыщу. И знаешь, что я думаю? Никакого завтра уже никогда не будет.

— Тогда ударь меня топором.

— Значит, ты сам не веришь в то, что ты не веришь, что завтра может быть завтра.

— Кто из нас пьяный, ты или я? — удивился Владя.

3 июня, воскресенье. И далее

СПАД УБИЙСТВ И ГРАБЕЖЕЙ

Лето кончалось, повернуло на весну, стало заметно холодать. В наших краях июнь вообще стал холодным, зато май теплее, а в апреле, наоборот, часто еще лежит снег, март стал самым зимним месяцем — с морозцем, скрипучим снегом, с гладкой и быстрой лыжней, если кто любит это удовольствие, февраль — ни то ни сё, январь сопливый, мокрый, декабрь подразнит снежком, но тут же раскиснет — в общем, и без всяких поворотов времени давно уже все стало неправильно, хотя как правильно, никто на самом деле уже не помнит. Может, как раз оно и есть правильно — так, как оно есть?

Миром, как известно, правят голод, любовь и любопытство.

С голодом было так же, как и раньше: имевшиеся продукты автоматически появлялись с наступлением нового вчерашнего дня. А у кого не было, у того и не было.

Любовь у многих стала одноразовой, легкость контактов дошла до полной непринужденности, объясняющейся тем, что молодеющие старики торопились наверстать упущенное, а молодые успели натешиться ввиду неумолимо приближающегося детства, а потом, возможно, и «минус-рождения».

Казалось бы, наступил рай земной: ничего не делай, ешь, пей, веселись. Но выяснилось, что всё не так просто. Упомянутый нами третий движитель, любопытство, было в кризисе. Любопытство в данном случае мы понимаем широко — от простого желания узнать, что будет дальше, до жажды открытий в областях науки, культуры, искусства, техники — вечной жажды, вызванной инстинктом выплеска и применения человеческой энергии, таким же сильным и непреодолимым, как инстинкт продолжения рода. Помимо этого человеку всегда было интересно, что произойдет с ним лично. Достигну — не достигну?

Сумею — не сумею? Обойдется — не обойдется? Повезет — не повезет?

И эта дверь, дверь в неизведанное, в будущее, оказалась наглухо закрыта. Что будет дальше, неведомо, что было раньше, в общих чертах знаем. Тоска!

Астрологи, гадательницы, экстрасенсы и прочие прорицатели, коих несметное было количество, потеряли работу. Правда, самые умные из них начали гадать в прошлое:

— Вчера, красавица, то есть завтра, встретишь ты красавца, которого раньше не знала, и будет он тебя нежно любить и позавчера, и позапозавчера, хоть и с перерывами, сама понимаешь, но будет тебе счастья с ним столько, сколько за всю твою жизнь не было!