Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [93]

Первым прервал затянувшееся молчание Бетал:

— О чем ваш хозяин больше всего любит поговорить с вами? Старший всадник равнодушно пожал плечами.

— Одно слово знает: шариат, шариат… — он развел руками. — Не пойму никак, что дает его шариат. И стариков всех одурманил: сидят возле мечети и только о шариате толкуют.

Между спутниками Бетала было, как видно, полное единодушие во взглядах, потому что младший высказался в том же духе. Говорили они оба по-русски довольно сносно, но с большим акцентом.

— Тех, кому не по нутру шариат, хаджи штрафует именем аллаха и пророка его. А спорить начнешь, — и в тюрьму угодить недолго. — Он подъехал поближе к Беталу и слегка тронул его за рукав черкески: — Клянусь, не могу понять: зачем хорошее дело, если оно хорошее, надо кнутом поддерживать? Что народу по сердцу, он и так примет.

— Тогда зачем же вы сели на коней, которых оседлал вам Узун-Хаджи? — спросил Бетал.

— Аул нас послал, — ответил старшин не очень уверенно. — Мы должны были повиноваться.

— А что говорит хаджи насчет земли?

— Ишь чего захотел! — всадник с удивлением посмотрел на Бетала. — Станет он о нас беспокоиться!

— Разве смерть бедняка — горе для богатого?

— А у него самого есть участок?

— Есть.

— Сколько десятин?

— Я не считал, но говорят, около двух тысяч.

— А у тебя сколько тысяч?

— У меня??!

Собеседник Калмыкова во все горло расхохотался.

— Послушай, парень, — повернулся он к своему младшему спутнику. — Какую чепуху говорит этот человек. Весь аул лопнет от смеха, если услышит! — Он вдруг посерьезнел и сказал резко: — Откуда, по-твоему, я возьму землю? Если бы можно было украсть, я бы украл!.. Я из тех, кого обошел аллах, когда раздавал участки.

— Тогда почему же ты служишь своему жадному хозяину, который имеет две тысячи десятин?

— Я ему не служу.

— А все же выполняешь его волю.

Старший всадник ничего не ответил. Вопросы Бетала и весь этот разговор повергли его в смятение.

— Сам посуди, — не отставал Калмыков. — Вот ты бедняк. Ни надела, ни, как видно, хозяйства доброго у тебя нет, а у хозяина твоего — участки немерянные… Разве равны вы с ним перед лицом шариата?

— Жизнь — как колесо, всегда крутится в одну сторону, — опустив голову, согласился он. — Богатый бедного никогда не поймет. Наверно, так и должно быть…

— Нет, не должно. В России уже давно земли богатеев раздали бедным крестьянам. У нас в Кабарде, когда мы установили там Советскую власть, тоже так было. Правда, князья наши и дворяне снова взяли верх и отняли у нас землю, но это ненадолго.

— Говоришь, в России бедным раздали участки?

— Давно.

— Кто же дал землю?

— Советская власть… Ленин.

— А он кто будет? Царь или, может, генерал?

— Нет, — улыбнулся Калмыков. — Царя и царских генералов он сам прогнал навсегда. Ленин — за бедняков. Понимаешь? Он, как богатырь, как нарт, который стоит за народ!

Оба дагестанца недоверчиво посмотрели на Бетала. Потом лицо старшего просияло, и он с чувством сказал:

— Слава аллаху! Хоть один такой богатырь на земле появился! Может, побоятся его наши сытые толстосумы!

— Ленин… — задумчиво протянул младший, прислушиваясь к звукам нового необычного имени.

…В чеченский аул Шатой они приехали уже заполночь. Аул раскинулся в глубине ущелья. Здесь обосновался штаб партизанского движения, служивший одновременно местом явки тех красноармейцев и партизан, которых во время отступления Серго Орджоникидзе и Бетал Калмыков распределили по селам.

В Шатое были сосредоточены все нити управления частями Красной Армии и партизанскими соединениями, уцелевшими от деникинского разгрома и находящимися теперь в горах Кабарды, Балкарии, Осетии, Дагестана, Карачая, Чечни.

Деникинцы несколько раз пытались прорваться в это узкое и неприступное с боков ущелье, чтобы овладеть Шатоем, но все их потуги оканчивались плачевно. Подступы к аулу надежно охранялись, и белые, не продвинувшись ни на шаг, несли серьезные потери.

Шатой оставили в покое.

…На другой день после приезда Бетал Калмыков пригласил своих проводников в Штаб.

— Вот что я хотел сказать вам, друзья мои, — чуть заметно улыбаясь, начал он. — Во-первых, большое спасибо за помощь, — я уже прибыл туда, куда должен был прибыть. Во-вторых, передайте Узун-Хаджи, что комиссар Терского Совнаркома, которого он разыскивает, — это я, Бетал Калмыков…

Дагестанцы переглянулись.

— Будьте здоровы. Провизия вам на дорогу готова. Ну, вот и все. Прощайте…

Бетал протянул руку, но оба его спутника стояли не двигаясь. Старший, волнуясь, заговорил:

— Не спали мы ночью. Все думали, все говорили. О том, что делается вокруг. Об Узун-Хаджи. О тебе. О том, кто ты такой, мы догадались еще в ауле, и сами устроили'так, чтобы нас послали с тобой. Мы не хотим возвращаться. Возьми нас к себе. И не думай, что в Дагестане нет смелых джигитов!..

Он говорил торопливо и сбивчиво, боясь, что ему не дадут досказать, от волнения путал слова, но Бетал все сразу понял и по-дружески обнял обоих. Он очень редко ошибался в людях, — а этим ему хотелось верить. И еще его радовало, что борьба за самую справедливую на земле власть объединяет народы в одну большую семью.

* * *

Зимой двадцатого года положение на фронтах гражданской войны коренным образом изменилось. Красная Армия перешла в решительное наступление. Деникинцы, неся большие потери, с боями откатывались на юг. Были освобождены Харьков, Воронеж, Ростов.