Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [8]

Мать еще затемно разбудила Бетала.

— Вставай, собирайся, сынок, отец зовет.

Мальчик быстро оделся и вышел во двор. В предрассветной темноте он увидел у коновязи двух оседланных лошадей.

Бетал поежился и зевнул. Было холодно. Лошади всхрапывали, тонкий ледок первых заморозков негромко потрескивал у них под копытами.

Попыхивая самокруткой, из темноты показался Эдык. Молча отвязал одного из коней и, не касаясь стремени, легко вскочил в седло.

— Садись и ты…

Бетал повиновался, ни о чем не спрашивая, и они пустились в путь.

Ехали шагом. Когда отец направил свою лошадь вброд через Малку, Бетал все понял.

«Вот и пришел конец моему ученью, — грустно подумал мальчик. — И в медресе, и в школе… сказано: если не повезет, то хоть залезь на верблюда, все равно собака тебя укусит»…

Что ж, чему быть, того не миновать! Эдык Калмыков всю свою жизнь был табунщиком. Такая же судьба ожидала, наверно, и его сына. Завидная доля: бесконечные скитания, долгие осенние ночи у костра и неприхотливый ночлег: вместо подушки — седло, пропахшее лошадиным потом, вместо одеяла — бурка. И во всем табуне — ни одного своего жеребенка…

Понемногу светлело. Внизу, под ногами лошади Бетала, поблескивала прозрачная вода реки. Он даже видел белые камни на дне.

Всадники выбрались на берег. Стали видны ближние, одетые лесом горы. За одну из них зацепилось краем белое ватное облако.

Бетал огляделся по сторонам, вдохнул полной грудью вольный воздух долины и вдруг почувствовал, что ему все равно. Пусть все будет, как будет!

Когда они прибыли на место, совсем рассвело.

Пригнанные с пастбищ лошади стояли в специальных загонах. Тут же на огромной поляне, вытоптанной сотнями лошадиных копыт, раскинулась своего рода ярмарка. Товар — только кони.

Сюда съехались торговцы со своими небольшими табунками и крупные коннозаводчики, скупщики лошадей из Большой Кабарды и из Малой, даже из Кизляра и Моздока; были тут грузинские и армянские купцы, гребенские казаки, русские солдаты, цыгане. Повсюду — говор, смех, забористые горские шутки.

Владелец нескольких лошадей, дородный казак в синей черкеске, которая, казалось, — вот-вот расползется по швам на его жирных плечах, сидел под копной на охапке соломы и яростно торговался, расхваливая стати своей вороной лошади.

— Пойми ты, дурья башка! Ведь не цыганскую, не дутую и не крашеную лошадь тебе продаю, а настоящую кабардинку! Чистых кровей! У самого начальника округа… да что округа, — у наместника Кавказа нет такого коня! Клянусь, нет! Вот те крест! — и казак истово перекрестился.

Увидев Эдыка, он вскочил с места.

— Разве понимаете вы толк в лошадях?.. Вот кто понимает толк в лошадях! Эдык! Калмыков! Спросите его, что за лошадь я вам продаю!

Казак говорил правду. Одного беглого взгляда Эдыку было достаточно, чтобы по достоинству оценить лошадь.

Он спешился и, осмотрев коня, подтвердил, что тот действительно стоит денег, которые за него просят.

Как раз в этот момент к Эдыку торопливо подошел еще один казак, сероглазый, с реденькими, едва пробивающимися усиками.

— Пособи, добрый человек… — попросил он, засматривая в глаза Эдыку. — Кажуть, ты по-нашему кумекаешь и в лошадях мастак. А меня в армию забирають… так батько собрал все, шо в дому было, и послал лошадь куповать… Пособи…

— Если надо, выбирай, — сказал Эдык. — Здесь много лошадь…

— Коли б я знал, какую взять…

Эдык подошел к плетневому загону.

— Ту видишь?

— Котора сбоку? Вороная?..

— Да. Хорош конь… возьми.

Казак покачал головой:

— Необъезженный он…

— Сам учить надо. Сам — лучше. Поймай и посмотри…

Казак вошел внутрь загона. Но поймать вороного оказалось не так-то легко. Он ловко увернулся от рук казака и, дернув шеей, затерся в гущу табуна.

Пришлось парню все начинать сначала. Вытянув левую руку вперед, чтобы обманным движением правой схватить жеребца за гриву, казак, крадучись, подбирался к нему все ближе и ближе. Вот осталось не более пяти шагов… трех… двух… Парень протянул было руку, но чуткая лошадь, будто играя, взбрыкнула задними ногами, и казака обдало комьями твердой утоптанной глины, полетевшей из-под копыт. Незадачливый казак мигом очутился по эту сторону загородки.

Вокруг захохотали.

— Энто тебе не дома на печке блох ловить!

— Конь, чай, не девка, не приворожишь!

— Ха-ха-ха!

— За хвост ухвати его, малый, за хвост!..

У казачка даже шея покраснела от стыда и обиды.

— Помогнуть надо, — сказал кто-то.

Тотчас нашлись охотники изловить норовистого жеребца. В загон вошли сразу несколько человек и стали обходить коня, оттесняя его от табуна и прижимая к забору. Он медленно отступал, словно понимая, что не сможет пробиться сквозь сужавшееся вокруг него кольцо… Потом внезапно остановился, храпя и роя копытами землю. Люди тоже остановились, невольно залюбовавшись. В это время жеребец рванулся к плетню, перемахнул через него, чуть зацепив копытами, победно заржал и проскакал прочь.

Толпа загудела, заволновалась.

— Эй! Держите!

— Не упускайте!..

— Аркан! У кого есть аркан?

Через минуту с десяток всадников уже неслись по взгорью, растянувшись длинной цепочкой. Свист, улюлюканье, подбадривающие возгласы…

Однако полчаса бешеной скачки не принесли успеха преследователям. Никому не удалось настичь вороного. Вытянувшись в струну, он мчался ровным наметом. Черная грива его, как крылья, играла под ветром. По одному, по два, на взмыленных лошадях, верховые вернулись к загону.