Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [6]

В коридоре — пусто и темновато. Осторожно, стараясь не дышать, Бетал сделал несколько шагов и тронул первую попавшуюся дверь. Она открылась с легким скрипом. Класс. И тоже — пустой.

Все здесь было Беталу в диковинку. В углу широкой и просторной комнаты стояла квадратная доска, выкрашенная в черный цвет. Она была черна, как деготь, которым его отец Эдык смазывал сапоги, купленные в городе на базаре. На доске четко выделялись белые непонятные ему цифры и буквы. А на столе, блестя свежей краской, стоял похожий на большую тыкву шар, испещренный разными линиями и странными желто-зелеными рисунками. Такой же шар Бетал видел однажды в лавке армянина в казачьей станице Марьинской. Мальчику говорили тогда, что нет на свете такой страны или реки, такого моря или государства, которых нельзя было бы увидеть нарисованными на этом пестром вертящемся шаре.

Бетал не поверил. Не поверил он и в то, будто земля кругла, как эта раскрашенная картонная тыква.

А сейчас к прежнему чувству недоверия примешивалось нечто новое. Ему хотелось услышать рассказ о глобусе еще раз. И обо всем, что рассказывают детям школьные учителя…

Бетал робко тронул глобус рукой. Шар медленно и легко повернулся другой стороной. Бетал тронул еще раз, пробуя ладонью на ощупь гладкую лакированную поверхность.

Он не слышал, как скрипнула дверь и вошла учительница.

— Здравствуй, — приветливо улыбнувшись, сказала она.

Бетал отдернул руку от глобуса и в смятении кивнул головой. Но не испугался. От учительницы веяло доброжелательностью и участием. Это было во всем: и в ее золотых волосах, связанных толстым жгутом на затылке, и в прозрачных голубых-голубых глазах, каких мальчик никогда не видел у своих односельчан, и даже в черном муслиновом платье, которое доставало почти до самого пола и ладно облегало ее высокую и стройную фигуру.

В небольшом селении Хасанби все знали друг друга. И Бетал, конечно, знал в лицо рыжеволосую русскую учительницу. Ее звали Надеждой Николаевной, и рассказывали о ней страшные вещи. Да и то шепотом. О том, что отец ее пошел против самого русского царя, а его заковали в железо и сослали в далекую Сибирь, где зимой на лету замерзают вороны, а летом нет житье от комаров. Говорили еще, что самой учительнице царь запретил жить в Москве и Петербурге и в других больших городах, навечно поселив ее у них в Хасанби.

— Глобус, — сказала Надежда Николаевна. — Ты, наверное, уже видел такой? Ну-ка, покажи мне Кавказ.

Лицо Бетала медленно заливалось краской.

— Я… я это не знаю… — с трудом ответил он по-русски.

— Вот Кавказ, посмотри, — показала Надежда Николаевна, слегка повернув глобус. — А Эльбрус и ваше село… примерно здесь… Ты слышал, что Эльбрус очень высокая гора? Выше всех гор.

— Нет, не слышал, — с огорчением ответил Бетал.

Учительница невольно залюбовалась мальчиком.

Крупные черты лица. Черные выразительные глаза, широкий с горбинкой нос, полные, крепко сжатые губы и упрямый, выдающийся вперед подбородок — признак натуры сильной и волевой: Сейчас лицо юного Калмыкова выражало лишь одно непреодолимое желание — знать. Знать все, о чем она ему тут говорила, и еще больше того.

Надежде Николаевне и раньше доводилось слышать о Калмыковых. Она знала, что семья у них большая и что, несмотря на свою бедность, Эдык Калмыков никогда не ломал шапки перед пши и уорками, а при случае смело выступал против княжеского произвола.

Заглянув в глаза Беталу, учительница ласково спросила его доверительным шепотом:

— Учиться хочешь?

— Да!

— Я часто вижу тебя из окна… Ты всегда стоишь у плетня. Давно надо было зайти ко мне. Ведь ты немножко говоришь по-русски?

— Да. Совсем плохо, — смущаясь своего произношения, ответил он.

— Ничего. Со временем научишься как следует. А кто тебя учил говорить по-русски?

— Сам. В станице. Мой отец там… табунщик… батрак…

Надежда Николаевна на мгновение задумалась, глядя на мальчика, потом, видимо, решив про себя что-то, сказала:

— Так вот, Бетал. Если хочешь учиться, приходи ко мне в класс завтра с утра.

— А сколько плата надо? Деньги сколько? — опустив глаза, спросил он.

— С таких хороших ребят, как ты, мы ничего не берем, — улыбнулась она. — Ну, ступай. И приходи завтра…

Бетал не помнил, как вылетел из школы. Он мчался домой во весь дух, не разбирая дороги.

Вдруг он резко остановился, вспомнив утреннюю историю. Нет, пожалуй, не видать ему русской школы как собственных ушей! Разве злопамятный эфенди оставит дело без последствий?..

Перед мысленным взором Бетала на мгновение возникло суровое и непреклонное лицо отца.

— Нет, — упавшим голосом прошептал мальчик. — Отец не простит. Не для таких, как я, эта школа.

К дому он подошел подавленный и угрюмый. Машинально затворил за собой калитку, прислушался. Из комнаты доносился разговор. Один голос, низкий и спокойный, принадлежал его отцу, второй, визгливый, скрипучий… ну, конечно же, эфенди! Пришел жаловаться. Теперь добра не жди. Этот разрисует все в лучшем виде. Что было и чего не было.

Отступать поздно. Да и не в характере Бетала.

Он шагнул вперед, собираясь войти в комнату и предстать перед своей судьбой, но в это время увидел выходившую из кухни мать и бросился К ней.