Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [77]

Лава замедлила свой бег, растеклась вширь по обеим сторонам дороги и остановилась.

Хаджи, наверное, бушевал бы еще долго, не появись на дороге довольно большой отряд всадников в черкесках и бурках.

— Что, старик, — усмехнулся один из них, подъезжая, — как при Шамиле воевать собрался? Не боишься, что перебьют твое шальное войско ни за что ни про что?

— А вы кто будете? — спросил Бетал, разглядывая всадника. Самым примечательным на лице его были усы. Черные, пышные, они, как видно, составляли предмет гордости их владельца, потому что он то и дело подкручивал их.

— Разве не видишь, — кабардинцы…

— Вижу, что верхами вы и при оружии.

— Мы из Дикой дивизии, — сказал другой всадник по-кабардински.

— Хотите присоединиться к нам?

— Смотря для чего. А впрочем, мы знаем тебя. Ты — комиссар Терского Совнаркома, сын Калмыкова. Так вот, комиссар, мы не прочь и соединиться, но с одним условием…

— С каким же?

— Царь за три месяца не заплатил нам жалованье… Возьмешь на себя его долг, — готовы идти за вами.

— Только и всего? — узкие глаза Бетала совсем сощурились, как две щелки. Разговор ему явно не нравился.

— Что, комиссар, не можешь заплатить? — спросил пышноусый.

Бетал приподнялся в седле.

— Царю служили — у него жалованье и получайте! От советской власти за царскую службу ни копейки не дождетесь! А если сейчас пойдете с нами сражаться за революцию, то с сегодняшнего дня и платить будем. Это я вам обещаю.

— А как же за те три месяца? Пропадает, выходит? — наперебой загалдели всадники. — Кормили вшей в окопах, шайтан знает зачем, и ни копейки?

Калмыков сдержал досаду и спокойно ответил:

— Я сказал вам то, что хотел и должен был сказать. И на другие разговоры нет у меня времени. Пока будем здесь торговаться, белые дремать не станут. Кому по пути с Советской властью, пусть едет с нами!

— Жалованье не дадите за старое — мы не поедем!

— Ваше дело!

Едва базоркинцы отъехали с полверсты по направлению к городу, как между воинами Дикой дивизии разыгралась ссора.

Усатый предводитель их все стоял на своем:

— За одну власть воевали, — обманула она нас! Кто поручится, что и эта не обманет? Кто, спрашиваю я?

— Если царю служили, с царя и спрашивать надо, — возразили ему другие. — Прав этот комиссар. Почему новая власть должна царские долги платить?

— Едем. Чем мы хуже других?

Большинство всадников повернули коней и, догнав колонну, подъехали к Беталу. Один из них, взяв на себя обязанности старшего, громко, по уставу, доложил:

— Шестьдесят пять всадников из Дикой дивизии прибыли в ваше распоряжение.

Бетал удовлетворенно улыбнулся, кивнул головой.

— А ваш командир? Почему я не вижу его?

— Он остался. Из состоятельных он. Офицер. Командовал нами на австрийском фронте.

— Тогда все ясно, — сказал Калмыков. — Но командир вам нужен. Назначаю тебя старшим среди ваших джигитов. Согласен?

— Согласен, товарищ комиссар!

…Положение партизанских и красноармейских отрядов, окруженных бичераховцами во Владикавказе, в бывшем здании казарм кадетского корпуса, с каждым часом осложнялось. Убитых и раненых становилось все больше, патроны были на исходе. Мортира у входа в казарму давно замолчала — кончились снаряды.

Когда, казалось, надеяться было уже не на что, снаружи вдруг раскатилось дружное и мощное «ура». Это обрушились на казаков с тыла собранные Беталом Калмыковым вооруженные горцы. Они смяли ряды белых и опрокинули их. Через полчаса все было кончено. Кто не успел унести ноги, сдался в плен.

Бетал, разгоряченный схваткой, со сбившейся на затылок папахой и с обнаженной шашкой в руке подскакал к главной казарме и ловко спрыгнул с коня. Не вкладывая шашки в ножны и по-прежнему размахивая маузером, который он держал в левой руке, Калмыков бросился к дверям и нос к носу столкнулся с Серго Орджоникидзе, выбежавшим ему навстречу.

Серго был без буденовки, волосы его растрепались, на лице — крупинки пороха, китель в нескольких местах прожжен. И только глаза, черные, живые, с искорками, горели бодро и молодо, как всегда.

— Ну, дай бог тебе сто лет жизни, Бетал! — проговорил он, вытирая вспотевшее лицо ладонью и размазывая по нему следы гари. — И где тебе удалось добыть столько геройских ребят? Молодец! Честное слово, молодец!

— Не я молодец. Вот кого благодарить надо, Григорий Константинович, — ответил Калмыков, показывая на подошедшего хаджи. — Это он всадников поднял…

Орджоникидзе подошел к чеченцу и крепко обнял его.

— Я давно знаю, отец, — снова заговорил он, с интересом рассматривая старика, — что чеченцы и ингуши — народ мужественный и смелый. Поверьте мне: того, что вы сегодня сделали, Советская власть не забудет!

Старик с достоинством поклонился.

— Спасибо за доброе слово, брат. Будем служить хорошей власти. В бою — первыми, в бегстве — последними.

* * *

— Слушай, Бетал, — горячился Григорий Константинович. — Когда другие не понимают, — ладно. Но почему ты не понимаешь?.. Нет у нас ни одного снаряда!

— Что же мне делать? Кулаками драться? — насупившись, спрашивал Калмыков. — Они обстреливают нас картечью, а мы сидим в траншеях и боимся высунуть головы. Ответить нечем. Разве это дело?

— Знаю. Но где же взять боеприпасы, если их нет? Кавказ — не Петроград, не Москва… здесь не найдешь ни одного завода, который мог бы выпускать снаряды или патроны. Шалдонские мастерские изготовляют в день всего три тысячи патронов. Столько мы тебе и даем…